Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

В Лондоне поехали в Albemarle Court и попали как раз в тот номер, который занимал раньше Стравинский. Но рояля нет, хотя я писал в ВВС, чтобы прислали. Жаль: Пташке надо распеваться, а то она хрипит. От её настроения зависит, как вообще будет окрашено пребывание в Лондоне.

Гуляли по Лондону с удовольствием.

Дикий туман. Электричество целый день. Дважды ездил в ВВС. С фортепиано путают ужасно. Стейнвей — меня там не знают и в фортепиано отказали. Злимся, хотя работаем CS, чтобы не злиться. Обещают прислать завтра.

Я корректировал «Игрока», второй акт.

Пташка хрипит, если так, то завтра нельзя; настроение поэтому тяжёлое.

Настроение среднее из-за Пташкиной хрипоты. Рояль не привезли, путают, я наконец ору в телефон, что не могу же упражняться на столе. В Duo Art принимает помощник, перегружены, играют Debussy, я говорю, что, вероятно, самому Debussy было бы занятно прослушать. Перегружены. Я намекаю на оркестровку «Увертюры». Принимается с интересом. Решено после поездки Reed'а в Америку.

Звонит Дукельский: оперетка, дела поправляются, очень хочет сыграть «Душеньку» и Симфонию. Сегодня постарается прийти, но не раньше десяти, занят делами. Рояль привозят около шести. Пташка поёт, но хрипит, я повторяю 2-ю Сонату. Пташка как будто лучше, но всё равно нет надежды достигнуть хорошего: в лучшем случае посредственно, в худшем провал. Я советую не рисковать. Пташка соглашается. Но всё же, пока я одеваюсь, уныло повторяет «Я помню, мы вдвоём» в какой-то надежде. Однако в этот раз очень большое влияние CS на нас обоих, и Пташкина attitude [328] Отношение (англ). гораздо лучше. В ВВС Clark жалеет, но умеренно, я предлагаю 2-ю Сонату, он предпочитает несколько «Мимолётностей», вообще же программа длинная и он не прочь сократить. Я очень мало сижу в соседней комнате, затем выхожу играть. В большой студии с мягкими стенами человек тридцать приглашённых, но они далеко. Я ни на кого не смотрю и сажусь играть - деловито. Играю неизвестно почему хорошо, с толком и выражением, не гоню. Полезно дома иметь тугой рояль. 3-я Соната после короткого перерыва. Затем играет венгерский квартет, а я ухожу репетировать «Мимолётности». В заключение четыре «Мимолётности» и «Скерцо». По окончании, когда контакт закрыли, мне аплодируют, вежливо, но мало. Кальвокоресси. Передаёт адрес и привет Саше Черепнину. Предлагает прийти в зал к жене. Тут же вертится Clark, но ни с кем не знакомит, хотя многие с любопытством меня рассматривают. Я прощаюсь и ухожу.

Дома Пташка ждёт меня с нетерпением. Она расстроена, но благодаря CS держит себя молодцом.

Корректировал.

Дукельский повёл нас завтракать. Разговаривал как англичанин, забыл по-русски. Но опечалился, когда я сообщил о том, что Дягилев против него, хотя старается не показывать виду. Вернулись к нам. «Душенька». Отличная тема, которая знакома, остальное частью под «Слыхали-ль вы», частью нельзя понять, так как колотил, хотя оркестр надо piano, иначе не слышен голос. Симфония очень интересная, хотя andante - опять старый знакомый. В голове - партия из пятого «Сарказма», побочная из «Весны». Если хорошо оркестровать, то будет хорошо. Советую начать немедленно. В феврале собирается приехать в Париж - мои указания. Статья о Глинке, и чтобы я подписал. Я пока делаю указания, как изменить.

Седьмого и восьмого прошли главным образом в покупках. Дукельский водил, показывал, где покупать мужские вещи, чтобы и дёшево и шикарно. Дукельский читает статью по заказу Сувчинского о Дягилеве. Многое метко. О мощах, к которым прикладывается Дягилев. На ревю, где номер Дукельского - скучно. Мы с Пташкой оплакиваем Дукельского, который находится в этой атмосфере.

Среди беготни я всё же работаю: корректура второго акта. Восьмого первая репетиция с Ансермэ, он читает почти с листа, так как я только в антракте, перед читкой, показал ему некоторые темпы и подводные камни. Для таких обстоятельств прочли неплохо. Никак не мог добиться денег, нужных для покупок, хотя я предупредил об этом Clark'a. Вычет двадцати пяти гиней. Я удивляюсь. Идём к начальству, тот ссылается на другое начальство, высшее. Но сейчас же соглашается поговорить и надеется устроить. Clark пользуется случаем и просит прибавить «Вальсы» Шуберта. Нечего делать, соглашаюсь.

К двенадцати пришёл на репетицию. Ансермэ старался и хорошо схватывал идеи, но времени мало, прошли лишь грубо.

Был Дукельский, который сделал несколько дельных замечаний, например, что третья часть лишняя, но соглашался, что, с другой стороны, её жаль выкинуть. Я его ругал за вчера, называя театральным подонком, а тут ему как раз предлагают новую оперетту и двести фунтов аванса. Днём повторял Концерт, который хотя идёт, но без достаточной отделки, и «Вальсы» Шуберта.

Взял билеты на Imperial Airline. Пташке уже давно хотелось лететь. В Париже, перед поездкой, мы решили, что, может быть, полетим. Теперь, когда мы решили привести наш план в исполнение, многие говорили: «Ну что-ж, летите, но я бы не полетел». Я сначала чувствовал лёгкое волнение, но быстро совладал с ним при помощи CS, и сегодня с уверенностью и интересом брал билеты. Как раз подошёл автокар с пассажирами, прибывшими из Парижа. Одна толстая пожилая дама, похожая больше на русскую уральскую помещицу, бодро вышла из автокара; другую даму, видимо, укачало, её вывели под руки и сейчас же усадили на стул.

Делал клавираусцуг второго акта. Пошёл в CS Church.

Днём был у нас Шуберт, завозил билеты на сегодняшний юбилейный концерт Кошиц, пятнадцать лет концертной деятельности; вся программа из романсов, ей посвящённых, причём аккомпанируют авторы. Ко мне Шуберт всячески подъезжал с тем же, но я уклонился от этой выставки обезьян. Послали ей корзину цветов, а вечером заехали за нами Сувчинские и мы вместе отправились на концерт. Ей посвящено довольно много недурных романсов, в том числе пять моих, семь рахманиновских, много черепнинских, но моих она пела один, рахманиновских два, а остальные были какой-то невероятной мерзостью, с каждым романсом всё хуже и пошлей. До того, что даже романс Лабунского показался среди них недурным. Были, конечно, делегации, приветствия, цветы и прочувствованный ответ Кошиц. Во втором отделении в нашей ложе появилась Зоя Лодий, недавно приехавшая из России и рассказывавшая о необычайном успехе «Гадкого утёнка», с которым она объехала всю провинцию от Астрахани до Одессы. В последнем отделении романсы стали особенно пошлы, но и они, и их полупочтенные авторы подносились Кошиц с такой помпой, что Зоя Лодий прямо страдала. Сувчинский прошептал: «Неужели вы после этого поедете к ней?!», (Кошиц приглашала нас ужинать). Мне сначала казалось забавным посмотреть на пьяную толкотню у Кошиц после юбилея, но «Эстрелита» и какие-то безумные мексиканские романсы, вызвавшие гром аплодисментов в зале, довели меня до белого каления и я, закричав находившейся тут же сестре Кошиц - «Ноги моей не будет у этой пошлячки!», - вылетел из ложи. Пташка возмущалась моим поведением, Сувчинский был одного со мной мнения. Словом, вместо Кошиц, мы поехали в кафе и там постарались отряхнуть мерзкое впечатление от этого юбилея.