Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Утром какой-то осадок от вчерашнего юбилея: и от падения Кошиц, и от того, что сам горячился и дерзил. Но хуже всего, что я сейчас готов опять повторить всё, сказанное вчера.

Днём кончил клавир второго акта. Заходил к Princesse de Polignac по поводу моего выступления у неё шестнадцатого декабря. Она очень обрадовалась, когда я предложил, чтобы одним из номеров были «Вальсы» Шуберта на двух роялях с её участием. Старуха Зингер очень недурно жарит на рояле. Вечером у неё гости: Самойленки, Пайчадзы, Зоя Лодий, Сувчинские и профессор Карсавин, последний в первый раз. В.А. остриглась и выглядит совсем девчонкой. Она сегодня успела побывать у Кошиц (я накинулся: «Как, и Пётр Петрович вас пустил?»), которой, разумеется, сестра передала о моём поведении, но которую оно, однако, не удивило, так как это уже не первый раз, что я налетаю на неё за пошлость (впрочем, первый раз так резко). В этот вечер у нас было очень мило, но Пётр Петрович разбил хрустальную вазочку.

Начал переделывать четвёртый акт. Но как-то Лондон отвлёк меня, или же я устал от трёх актов - словом, работал без энергии. Кое-что тем не менее сделал.

Сегодня три года со дня кончины мамы.

В русских газетах характеристика трёх жизней трёх крупных людей: Сологуба, недавно умершего, Пруста и Некрасова. Великие люди - а какая душевная непроглядность и темень! - страх перед жизнью у Сологуба, «потерянное время» у Пруста, неверие и ревность без любви у Некрасова... Какой луч CS, и в какие тёмные трущобы забирается человеческий дух, оказавшийся вне этого луча!

Работал над четвёртым актом. Приходил Никита Магалов, играл своё новое сочинение - «Allegro», которое идёт в темпе Moderato. Но он здорово развился со времени своего предыдущего визита весною. Тогда бледные шопенизмы и скрябинизмы первого периода, теперь - намёки на самостоятельность, правда, ещё не очень оригинальную, и исчезновение слащавости прошлого визита. Если через полгода он сделает ещё такой же прыжок, то музыка его сможет начать быть интересной. Я его обнадёжил и советовал не играть на рояле по пять часов в день (из пяти- и восьмичасников никогда толку не выходит), а побольше налечь на сочинение. Пианистов миллион, а композиторов много меньше.

Продолжал четвёртый акт. Днём с Пташкой и Святославом поехали на мамину могилу. Когда мы подъезжали к Bellevue, слева из ворот выехал другой автомобиль и, хотя по правилам он должен был смотреть вправо и пропускать нас, он чуть в нас не въехал, так как вправо не смотрел. Остановился он почти вовремя, и мы только сорвали ему паршок [329] Бампер, от pare-chocs (фр). , а себе чуть погнули заднее крыло. В результате полицейский, составление акта и час потерянного времени. Впрочем, и мой, и его автомобиль застрахованы: страдают только страховые общества, и то ненамного. Мамина могила заросла травой; поручили кладбищенской садовнице её очистить.

Miss Crein сообщает, что один сайентист, уезжающий в Америку, продаёт Hispano-Suiz'y за тридцать или тридцать пять тысяч. Я взволнован, так как если я на что-нибудь сменил бы мой Ballot, так именно на Hispano. Звонил по телефону и завтра американец привезёт её нам показывать.

Вечером перекладывал третий акт.

Звонил Захаров. Они только что из Голландии и через день уезжают в Америку. Звали к себе завтра. Грогий играл свою новую сонату. Среди уймы фальшивых ковыряний иной раз проскакивает настоящая недурная тема, правда не без моего влияния, но ведь композиторы любят, когда их обкрадывают!

Кончил первую картину. Завтракал с англичанином Trefusis, которого встретил вчера у Полиньяк, репетируя «Вальсы» Шуберта. Он мил, говорит по-русски, недавно ездил в Москву, видел «Апельсины» в Большом театре.

Затем репетировал «Вальсы» у принцессы с пианистом Феврие, который отлично читает ноты, а затем, вернувшись домой, с волнением ждал приезда Hispano-Suiz'ы, стоя у окна, прямо как любовницу. Она вскоре подъехала, большая и зелёная, но вскоре нас разочаровала, так как каросри [330] Кузов, от carosserie (фр). была неудобная и некрасивая. Ездили пробовать её в Булонский лес. Машина тянет отлично. Решили подумать.

Пошли к Захаровым. У них мило, расцеловались, я с Цилей, а он с Пташкой. Вечером я играл у Princesse de Polignac, где, впрочем, сегодня меньше народу, среди других Ротшильд. Палеолог (с которым вспоминали Петербург и французское посольство), брат принцессы Зингер, фабрикант швейных машин. Племянница её сегодня накупила в издательстве моих сочинений на четыреста франков, Пайчадзе потирает руки. Я играл недурно: 2-ю Сонату, мелочи и «Вальсы» с Février. Последние имели больше всего успеха.

День ушёл на Hispano. Вызвали Руднева, я ездил в магазин Hispano для сравнения, затем приезжал владелец и мы все ездили смотреть машину. Руднев сразу нашёл, что мотор старый и не имеет никакой рыночной цены, т.е. послужить он ещё может, но продать его после этого уже не удастся. А так как каросри действительно дрянь, особенно по сравнению с нашим элегантным Ballot, то мы решили махнуть рукой. Тем закончился краткий роман со Suiz'ой. Но сегодня я не сочинял. Получил милое письмо от Стравинского.

Был в CS Church.

Обдумывал антракт, но как-то не клеилось, поэтому повторял 3-й Концерт к январскому выступлению во Фрейбурге. В пять часов отправились к Mme Dubost, у которой сегодня приём в честь Шёнберга, который теперь в Париже. Первый его концерт я пропустил из-за Лондона, а на второй поленился пойти. Меня сегодня с ним познакомили: он обычный, небольшого роста, очень лысый. Мы с ним обмолвились несколькими словами по-немецки, причём оба не знали, о чём говорить. Я сказал, что никогда не бывал в Вене, а он ответил, что да, Вена не на большой дороге. После этого к нему подлетел граф Сан-Мартино, а я отошёл к другим. Немецкий пианист Штейерман играл фортепианные переложения его камерной симфонии, но мне не понравилось: не за что уцепиться, а длинно до одурения. Переложение вальсов Иоганна Штрауса, сделанное Шёнбергом для квартета, флейты, кларнета и фортепиано, которое он сам довольно смешно продирижировал, показалось мне сначала глупым, я даже стал искать глазами вокруг - перед кем бы выругаться, чтобы душу отвести, но потом мелькнули занятные комбинации. И всё же из весёлых вальсов знаменитого салонщика Шёнберг умудрился сделать скучную тягучку. Потолкавшись ещё немного среди несметной толпы, несколько раз едва не столкнувшись с Жанакопулос, очень красивой, но не собравшей публики на вчерашнем концерте; получив приятное известие от двух молодых дирижёров (успех сюиты из «Апельсинов» в Шотландии - Гольшман, и предстоящее гала Дягилева со «Стальным скоком», через десять дней, в Grand Opéra - Дезормьер), мы отправились домой.