Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Вечером, усталые, - в Chamonix - суббота, миллион народу, хотели в лучший отель, но не тут-то было. Еле устроились в мансарде. Сегодня скис Пайчадзе.

Утром не торопились с выходом, чтобы передохнуть. Chamonix наполнен народом, напоминает Кисловодск, но теснее и, несравненно, воздух Кисловодска лучше. После завтрака подъём, сначала лесом, потом по открытой горе, с чудным видом на Chamonix и на Mont Blanc.

Порядочно замучившись, пришли к Chalet de Planpraz - очень мило, простор, горы. Комнатки пресимпатичные, тёс, напоминает финляндские и русские дачи. Симпатичная дочка хозяина. С Кусевицким выпиваем шампанское. Сплю в одной комнате с Пайчадзе. Он рассказывал про антропософов, которые мне мало нравятся, - религиозные философские спекуляции. Гроза.

Поднимаемся на Col du Brévent довольно лениво, но перевал и за перевалом действительно чудесно. Со всех сторон горы, разнообразные, и каменистые, и мягкие, зелёные. Очень интересный переход. Завтрак на берегу горного ручья, бутерброды и вода из вонючих роговых стаканов. Снова подъём. Chalet у Col d'Anterne. Завтрак. Несимпатичный хозяин, у которого я (кассир) выторговываю. Спуск к Servoz. Очень длинный спуск по булыжной дороге. Под конец запутались, попали на хорошую, но не туда ведущую, дорогу. Темнеет. Автомобиль. Попадаем домой в десять, где нас уже не ждали, удивлены, обрадованы.

Асафьев приезжает сегодня. Он приехал на автомобиле из Женевы, пока я встречал его четыре раза на вокзале. Отличный вид. Целый день рассказывал. Римский-Корсаков не мог убедить Мусоргского, что грязно, и потому пускался на хитрость, что психологически неверно, и это действовало. Из молодых хвалил Шостаковича (плохой характер) и Попова.

Отличная поездка в Evian и по озеру на пароходе, как яхта. Асафьев рядом со мною в автомобиле. Ему очень нравится французский пейзаж, но, увлекаясь разговорами, он иногда о нём забывает. Асафьеву не нравится «Аполлон». Ругает Набокова, особенно «Оду». Снисходительно хвалит Дукельского (романсы).

Я начал оркестровать вторую часть Симфонии. Играю Асафьеву две «Вещи в себе». Длинная более нравится, чем короткая, к которой приглядывается лишь после второго раза. Я удивлён. К названию относится неуверенно, но не протестует. Я волнуюсь, играя. Он согласен, что это новый я. Вспоминаем параллельное наше развитие в Консерватории и после. Мясковский, он и я впервые перезнакомились в Москве через Держановского.

Поездка на очень красивое озеро Annecy, хорош Talloires. (Стравинский уже в Голландии). Асафьев в упоении. Возвращаемся в сумерках по склону Salève. Асафьев пишет статью о «Стальном скоке» (у меня как раз корректура). Очень нравится (не нравилось, когда я привёз начало клавира в Россию). Пропаганда для России.

Сел работать: оркестровал и отделывал вторую часть Симфонии. Днём с Асафьевым в Анемасе по мелким делам, пешком, он отличный ходок.

Давно уже решил поговорить с Асафьевым о CS во время его приезда. Не знал, как начать. Сегодня вышло само собой. Зашёл разговор о взглядах европейцев на религию. Я спросил, слыхал ли Асафьев о CS. Он не слыхал. Я начал объяснять, несколько волнуясь, но помня, что речь приходит свыше. Асафьев сразу заинтересовался и рассказал про его исцеление в римских катакомбах (рассказ: плохое сердце, доктора посылают в Париж, в другую обстановку, там ещё хуже, едет с женой в Италию, в Пизе припадок после похорон - просыпается от звона, не может пошевелиться. Едут всё-таки в Рим, замечательный монах, осмотр катакомб, его слова «вы здоровы и много ещё сделаете», думал, что гипнотизм, так как вся болезнь исчезла). Вечером я дал Science & Health.

Поездка в Onnion, где я был уже раз. Очень красиво. Асафьев в первый раз «соприкоснулся с ласковыми горами». Гроты. Довольно высоко и Пташке не следовало бы лезть. Не глубоко, нет лестницы, но зал и ход двести метров. Электрические фонарики бы!

О CS не говорили.

Работал над Andante. Играл первую часть Асафьеву, сильное впечатление. Идиотское письмо от швейцарского консула: залог. Прогулка пешком. Асафьев читает Science & Health, но медленно - трудно, так как очень новые мысли. Я считаю за лучшее - не прессировать его. Разговоры о Могучей кучке, о злом характере Римского-Корсакова, о какой-то тайне в жизни Балакирева, о барско-эпикурейской распущенности у Глинки и Бородина, в то же время — это наиболее привлекательные фигуры. Смерть Глинки. Асафьев горячо защищал, что Чайковский не был ограниченным джентльменом (я сказал), а наоборот, тонкой личностью, во многом недооценённой. Уровень его письма часто зависел не от него, а от уровня его адресатов. Когда он писал, например, молодому Глазунову, в которого верил, то письма были замечательные. «Но я их тогда не оценил», - будто бы сказал недавно Глазунов Асафьеву.

Поехали с Асафьевым в Annemasse встречать Ламма (из Женевы). Он гораздо более живой, чем показался в Москве. Очень приятный день. Я играл 3-ю Симфонию, первую и вторую части и две «Вещи в себе». Особенное впечатление от первой части Симфонии, меньше от второй. Ламм и Асафьев забавно ссорятся из-за Москвы-Ленинграда, но вообще очень дружны и оркеструют привезённую Асафьевым «Хованщину» в оригинальный вид. Вечером Асафьев неожиданно рассказал о предложении учеников Консерватории выбрать меня директором (после моего посещения Консерватории в 1927 году). Тайное заседание с Асафьевым - как я отнесусь. Но Асафьев говорит, что это невозможно пока Глазунов. Из профессоров знали об этом лишь немногие, Глазунов не знал. На меня это произвело сильное впечатление, так как я люблю Консерваторию и это приходило уже в голову, хотя и данных для того до сих пор не было. В 10.30 отвезли Ламма.

Закончил музыку второй части, Асафьев закончил статью о Стравинском: очень глубоко и остро взято, указывает серьёзно и учёно настоящее место «Аполлону». Асафьев в восторге от романовской Увертюры [349] Увертюра к балету С.Прокофьева «Трапеция» в постановке Б.Романова. . Как весело. Такую музыку ждут. Не советует смешивать с Квинтетом.

Окончил оркестровать вторую часть. Ходили в Анемас. Про CS Асафьев (которому я дал напечатанную лекцию - отличный конспект, а то трудно охватить) вдруг сказал: «Надо поверить в то, что зло нереально, а это трудно, по крайней мере сразу». Значит, он обдумывает и читает CS. Вечером говорили о «Черевичке» и «Ночи перед Рождеством», отдавая должное последней, но склоняясь к первой. Асафьев наиграл на фортепиано. Меня поражает побочная партия увертюры, которую я забыл со времён консерваторского исполнения, и которая вдруг выплыла как из тумана, вместе со всем консерваторским исполнением. Какая красота и широта мелодии!