Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Писал письма. Играл.

Вечером были Готлиб и Дина Сакновска, молодая, очень недурненькая еврейка, певица, которая будет петь в моём концерте в Университете. Почему она поёт - не знаю, но, кажется, ей протежирует Готлиб. Пусть поёт, я не вмешиваюсь. Она была мила и совсем скромна.

Днём был на репетиции «Jaquerie» по приглашению Маринуцци. Опера оказалась лучше, чем я думал, и, хотя как чистая музыка, она едва ли представляет особенную ценность, но как опера сделана ловко и часто эффектно, и пошлости уж не так много. Морин говорил, что Маринуцци в отмене моей оперы ни при чём, что он так же, как сам Морин, был удивлён, когда услышал от Johns об отмене «Апельсинов». Многие французские певцы подходили ко мне и говорили, что они ухлопали по несколько месяцев на изучение партий и знают их. Сам Маринуцци, хотя и звал меня сегодня, чтобы поговорить об «Апельсинах», но, по-видимому, в сутолоке и заботе о репетиции своей оперы совсем забыл об этом и никакого разговора не было. Я понял, что вчера он мне сказал об этом не в деловом смысле, а просто из любезности.

Сегодня должен был быть ответ от Rosenthal`я, который говорил с Harold Mac Cormick об «Апельсинах», но хотя Готлиб звонил ему пять раз, ничего добиться не мог, так как Rosenthal был целый день в суде. Жизнь течёт несколько тихо и чуть- чуть скучно. Мне никуда не хочется показываться из-за оперы, так как и сочувствия, и всякие негодования уже надоели. Кроме того, в кармане всего два доллара, - и у Кучерявого ничего. Надо ждать двадцать второго.

Новости ещё: Haensel пишет, он столько уже истратил на Кошиц, что когда же наконец я начну ему выплачивать то, что должен за концерты. Никак не ожидал этого от Haensel. Причём Кошиц? Проценты от её доходов будет получать он, а не я. Во всяком случае я надеялся, что Haensel выдержит до конца и не будет приставать с требованием денег. Впрочем, вместе с его письмом и другое, более приятное: приглашение в Новый Орлеан.

День сидел дома и играл на рояле. Звонил Карпентер и звал завтра обедать и в оперу. Я сказал, что с удовольствием, но у меня ещё не готовы новые штаны к фраку на место украденных. Тогда он пригласил на обед со штанами, сказав, что у него две пары и что он одинакового роста со мною.

Linette прислала критики [61] Критические статьи. про «Скифскую сюиту», которую Коутс всё-таки исполнил первого ноября в первом концерте London Symphony. По-видимому, сюита произвела впечатление.

Николай Титович [62] Кучерявый. был в Индианаполисе, где хотел продать своё кружево, всё то же, что у него не покупали два года назад, но кружево опять никто не купил. А так как всё его жалование уже ушло на платежи по автомобилю, то мы решили заложить наши «драгоценности» и сегодня в автомобиле отправились в ломбард. Я взял жемчужную булавку Элеоноры и золотые часы Кошиц; Кучерявый – две пары золотых запонок. За всё это нам дали двадцать долларов. Недурно? За одиннадцать долларов купили мне лакированные ботинки, а остаток разделили пополам.

Днём был у профессора Шевиля, у которого собирались его коллеги-профессора с жёнами. Я им играл. Кажется, в первый раз за два года я был в Америке в настоящем культурном обществе. Потом «обед с панталонами» у Карпентеров и опера «Jewels of Madonna» (дрянь).

Карпентер говорил с Досом о «Трёх апельсинах», но, по-видимому, мало и неубедительно. Дос ответил, что, в сущности, его часть - финансовая, а не практическая. Чем же восемьдесят тысяч не финансовая часть?

Когда я заехал к Carpenter, чтобы возвратить штаны, то они были милы как всегда, но завтра уезжают на неделю в Нью-Йорк и я, таким образом, теряю главного союзника.

Mme Carpenter сказала, что в Чикаго приехала внучка знаменитого генерала Гранта, княгиня, друг детства обоих Mac Cormick'oв. Carpenter хочет пригласить завтра и её, и меня к завтраку. Она надеется, что княгиня может оказаться для меня очень полезной.

Из Калифорнии пишут очень любезные письма и надеются, что моё появление произведёт шум. Хоть где-нибудь. Вообще Калифорния, кажется - моё самое светлое американское пятно.

Звонила Carpenter и сказала, что лучше, если бы я не пришёл к завтраку, дабы они смогли бы поговорить с княгиней без меня, и чтобы я позвонил после завтрака. Звонил после завтрака - княгиня ждёт меня завтра в двенадцать часов дня. А Розенталь до сих пор не может добиться свидания с Харольдом Mac Cormick. По- моему, я ему сыграю задаром, а он мне ничего не сделает.

Был у княгини, которая хотя и говорила на русском языке, но на таком ломаном, что мы сразу перешли на английский. Я передал ей всю историю. Она была очень внимательна и очень заинтересована. Она сказала, что хотя Pam'a и выперли из председателей, но он всё ещё имеет влияние в делах Чикагской оперы и, вероятно, отмена «Апельсинов» есть его рук дело. Просила меня изложить письменно то, что я рассказал ей, и завтра вручить ей в двух экземплярах. После завтра она обедает с обоими Mac Cormick и серьёзно поговорит с ними. «Я думаю, - сказала она, - что я смогу больше, чем кто-либо для вас сделать. Mac Cormick'и очень щедры и справедливы, и я буду защищать вашу оперу как русскую вещь. Я чувствую себя русской и очень горжусь этим. Я надеюсь также, что инцидент с вашей оперой будет последним blow [63] Удар (англ). для удаления Пама».

Это свидание поселило во мне серьёзные надежды. Вернувшись домой, я принялся за работу над меморандумом, отказавшись от приглашения провести вечер у Волковых.

Провёл в консульстве с одиннадцати до трёх, приводя в порядок меморандум вместе со стенографисткой посольства. В четыре часа отвёз его княгине. Затем ездил пробовать рояль, на котором буду играть сегодня вечером в Университете, и в шесть часов с отчаянной головной болью вернулся домой. Принял пирамидон. Голова прошла.

В восемь поехали в кучерявском автомобиле в концерт. Зал очень хорошенький, но народу мало, чего я не ожидал, так как, по уверению Готлиба, должны были сидеть даже на эстраде. Очень приятно было играть программу, которую хорошо выучил. В первый раз играл вальсы Шуберта и в первый раз я играл публично Шопена, если не считать благотворительного концерта в Кисловодске перед отъездом из России. Успех был очень большой, bis' ов только три, но я не хотел бисировать больше. Посередине пела Дина, очень нарядная и довольно красивая. Пела средне. После концерта пили чай у профессора Шевиля. Готлиб очень расстроился, что мало народа.

Письмо от Кошиц, бурное, как всегда. Письмо Рахманинову в моей редакции она всё-таки послала и даже получила от него ответ, сухой и едкий. Дела её налаживаются медленно. Просит написать ей несколько песен без слов, которые она могла бы петь на своём концерте двенадцатого января. Об этих песнях она просила меня ещё в Нью-Йорке и идея мне нравится.