Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

После этого спектакля все стали разъезжаться из Парижа. Труппа спешила в Лондон. Мне раньше очень хотелось, чтобы Дягилев взял меня в Лондон дирижировать премьерой «Шута», но теперь я чувствовал такую усталость, что стремился только в Rochelets. Но Дягилев только переговорил со мной о купюре и о слитии пятой и шестой картины, про Лондон же ни слова. Б.Н. тоже всё время рвался в деревню, так как здесь, по его мнению, мы совсем не виделись. Однако он оказался неготовым: и надо доктору показаться, и с кого-то деньги получить, словом, двадцать шестого выехали мама и я, двадцать седьмого Linette, а Б.Н. завяз ещё на неделю.

У Linette событие: до сих пор она занималась пением у Литвин, которая была очаровательна, но недостаточно внимательна. Теперь она перешла к Calve, одной из знаменитых французских певиц. Между прочим, проведя апрель в деревне, Linette много пела и я занимался с нею тоже, и голос её вырос прямо преудивительным образом. Calve приглашает её к себе в chateau [94] Замок (фр). заниматься. Придётся в июне расстаться с Linette на три-четыре недели. Очень досадно, но важно, чтобы Linette наладила свои отношения с Calve, которая как никто заботится о своих ученицах и прямо создаёт им карьеру. Я же очень забочусь, чтобы Linette стала на самостоятельную и независимую дорогу.

Linette тоже очень не хотелось расставаться, по приезде в Rochelets очень огорчалась предстоящей разлукой и была невероятно мила и нежна. В деревне тепло, даже жарко, цветы исчезли. Вместо них на кустах jeunets какие-то гусеницы, выделяющее слюни, которыми залиты целые рощи кустов. Я чуть-чуть отдохнул, но вскоре принялся за 3-й Фортепианный концерт и прикончил вариации.

Начали июнь, наслаждаясь деревенским покоем и очень нежничая с Linette, так как скоро она должна была уехать на несколько недель к Кальве учиться. Работал я над вариациями и скоро вчерне сделал их. Поджидали Б.Н., но он со всякими делами завяз в Париже. Вдруг телеграмма от Дягилева: просит приехать в Лондон дирижировать премьерой «Шута» восьмого июня. Проезд и расходы будут оплачены. Т.е. то, что мне хотелось раньше. Теперь же я так наладился в деревне, что мне лень было двинуться. Однако Linette всё равно уезжает пятого, можно было с нею доехать до Парижа, а затем вернуться сразу после восьмого. Продирижировать же в Лондоне было интересно. Словом, обсудив, я послал согласие Дягилеву и стал собираться в путь. Как раз накануне отъезда появился Б.Н. и был страшно огорчён, что я тут-то и уезжаю. Дача ему понравилась гораздо больше, чем я ожидал. Он сразу надел рубашку с открытым воротом, верёвочные туфли и принял летний вид. На другой день мы с Linette выбыли.

В Париже я провёл всего несколько часов, повидав Шлёцера и Ларионова. Последнего Дягилев не пригласил в Лондон и он старался узнать у меня, как всё обстоит. Простившись с Linette, я вечером отбыл в Лондон, продремав ночь на пароходе среди качки и болевших соседей.

Дягилев был чрезвычайно любезен, собирался ехать меня встречать на десятичасовой поезд (но я приехал в восемь), предлагал мне остановиться у него в Hotel Savoy, но я уже устроился в более скромном Imperial. Сейчас же отправился на балетную репетицию, чтобы установить купюру, о которой говорили перед отъездом из Парижа. Купюра состоит из перескока из пятой картины прямо в шестую, т.е. после того, как на зов Купца вбегают Свахи, сразу является Шут с семью солдатами. Весь шантаж с требованием Сестры происходит в спальне. Когда же Купец отпущен, на сцене на момент делается темно, весь же заключительный танец происходит при декорациях шестой картины. Я не протестовал против купюр, хотя мне и было жалко всей заключительной сцены из пятой картины (тормошение козы). Наоборот, начало шестой картины я не жалел. Пятый антракт я очень люблю, но его почти всегда было плохо слышно из-за разговоров в публике.

Итак, купюра была срепетирована (я очень был рад увидеть наших балетных, очень милый и весёлый народ), отправился завтракать в Savoy, а затем репетиция с оркестром. Ансермэ уже подготовил оркестр несколькими репетициями до моего приезда и кроме того оркестр был во много раз лучше французского. И к тому же отношение совсем другое. Это не парижские наёмники, а народ серьёзный и внимательный. Кроме «Шута» я репетировал «Классическую» Симфонию, так как Дягилев в Лондоне между балетами даёт музыкальную антрепризу из современной музыки и включил «Классическую» Симфонию. Мне было очень приятно её вспомнить, но когда я спросил Ансермэ, как она ему понравилась, он сказал, что эта вещь совсем слабая, и насколько он в восхищении от «Шута», настолько симфонию он считает неудачной. Ансермэ вообще недурной музыкант, но своих взглядов не имеет, и будучи креатурой [95] Создание, от creature (фр). Стравинского, всецело впитал его точки зрения. Теперь он решил, что в симфонии нет ничего национально-русского и никаких открытий, поэтому она плоха. Каково же его было удивление, когда Стравинский, пришедший на вторую репетицию, вовсю расхвалил симфонию! Стравинский нашёл, что она ловко сделана и что в ней сплошь свежие модуляции. После этого Ансермэ чувствовал себя смущённым и угощал меня завтраком.

Спектакль «Шута» был отложен с восьмого на девятое, а восьмого состоялась генеральная репетиция с приглашённой публикой и критикой, словом – все важные лица артистического Лондона. Это первый раз, что Дягилев делает такую репетицию в Лондоне. Репетиция началась благополучно (хотя меня опять смущали проклятые кнопки, расположенные здесь в ином порядке, чем в Париже). Однако в середине первой картины оркестр стал врать. Я остановил, исправил и стал продолжать. В это время подлетел Дягилев, очень взволнованный, и прошептал: «Вы просрались на весь Лондон, не смейте больше останавливать, хотя бы у вас ни одного инструмента не было вместе, как будто это спектакль!»

Девятого состоялся и самый спектакль. При выходе я был встречен совсем большой овацией и кланялся дважды. Почему? Или меня уже знают в Лондоне? Ведь не Дягилев же это подстроил: тогда ему пришлось бы раздавать даровые билеты для клаки [96] Оплаченные для аплодисментов зрители, от claque (фр). , а театр в этот вечер был задолго распродан. Вернее всего, аплодировали русские, каковых было много в театре. Спектакль проходил хорошо. Я немного волновался только перед купюрой. Оркестр играл много лучше, чем в Париже. По окончании огромный успех, больше даже, чем на премьере в Париже. От Дягилева большой лавровый венок с красными и белыми лентами. После спектакля с Дягилевым, его мальчиком и Барокки, очень милым секретарём Дягилева, сидели в Savoy и пили шампанское. Сначало было вяло, но потом Дягилев пустился в воспоминания, много рассказывал про русских царей - и было интересно.