Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Письма от Linette, Бориса Николаевича и Бальмонта, которые меня очень взволновали. Бальмонт в безвыходном положении и не знает, откуда у него будут деньги, ласков беспардонно. Как только к пятнадцатому декабря будут деньги, пошлю ему хотя бы сто долларов. Б.Н. томится у своего брата и стонет.

От Linette письмо сдержанное. Надо, чтобы отношения вступили в такое русло. Я не знаю иначе, какая развязка.

Вчера вечером Кошиц звонила на мировую, но я сказал, что скучно, надо передохнуть. Кошиц со своей патетикой ужасно утомительна.

Сегодня нет репетиций и даже скучно. Играл и привёл в порядок органную фугу Букстехуде, изумительную вещь, которую я летом часто играл Бальмонту и которая меня каждый раз волнует. Лет десять назад я по рекомендации Танеева играл в Консерватории фугу Букстехуде, за что смолоду был прозван учениками Будой. Это не та, но рядом, d-moll. Переложить её с органа для фортепиано и сократить оказалось нетрудной и приятной работой.

Рецензии из Cleveland'а. Хвалят меня больше Ruffo и констатируют мой успех. Здорово! Побить Метнером «Тореодора», это кое-что для американской провинции!

В двенадцатом часу ночи, когда я уже засыпал, звонил от Кошиц Волков. Они вместе были в опере, теперь пили чай и звали меня. Я ответил:

- Я уже сплю, вот подождите, я позвоню вам в половине пятого утра.

Волков расстроенно сказал:

- Ну, тогда нам не о чем разговаривать.

На том разговор окончился, я улёгся в постель и мне стало жалко, что я чем-то обидел незлобивого волка.

Написал Волкову, чтобы он на меня не сердился, потому что не за что.

Сдал репетицию с певцами первого акта. Они готовы и можно начать сценическую репетицию, но Коини сбился с ног с первой неделей сезона, так что, по-видимому, на этой неделе внимание к «Трём апельсинам» ослабеет.

С Нипоти я больше разговаривать не буду, ибо на мои вопросы, как репетиции хора и не прийти ли мне на них, он цедит, что репетиции идут, что мне приходить не надо и что он безумно занят с другим репертуаром. Смоленс мне объясняет, что самый неприятный элемент в театральной жизни - это авторы, ибо они ничего, кроме своей оперы, не видят, а остальные тридцать пять можно послать к чёрту. Впрочем, один из хористов, русский, сказал, что они с хором уже прошли всю оперу, хотя наизусть ещё не знают.

Будем себя утешать, что всё-таки подвигаются.

Репетировал второй акт с Принцем и Труффальдино. Последнего слышал в первый раз. Он хороший актёр, но боюсь, что голосок слабоват.

Днём учил Концерт. Поспею или не поспею? Надо думать, всё-таки поспею. А в восемь часов, провожаемый Готлибом, выехал в Питтсбург. Сидел в club-car и читал Горького.

Спал в вагоне так себе. Утром Pittsburg, царство дыма и копоти, как принято говорить, но сегодня был хороший, солнечный и удивительно тёплый день, с малой примесью дыма. Днём гулял, писал письма и пробовал рояль. Вечером концерт.

В десять часов утра обратно в Чикаго, где меня разозлил Смоленс, который объявил, что необходимо сделать купюру во второй картине третьего акта, прямо с того момента, где Принц и Труффальдино увидели вывеску о появлении кухарки, т.е. выбросить весь поспешный разговор Труффальдино с Принцем на фоне стрекочущих скрипок, в тот момент, когда он крадётся к кухне. Я как раз очень носился с этим местом, так как оно сценически должно производить впечатление, да и музыка совсем не такая плохая. Смоленс же утверждает, что и музыка плохая, и сценически неинтересно, а я отвечаю, что это просто трудно для разучивания и ему лень учить.

За моё отсутствие никаких особых репетиций не произошло и ясно, что за эту неделю «Апельсины» замёрзли. Однако я решил держаться политики молчания: не всё ли равно, пойдут первого или десятого декабря, лишь бы не семнадцатого вместе с 3-м Концертом. Кстати: Спэнглер ушёл (почему?) и на его место – одни говорят - Шоу, другие - Джонсон. Вот ещё номер, если Джонс!

Вечером был на симфоническом и забеспокоился, что через три недели я играю, а Концерт ещё ни в зуб.

Серьёзно и старательно учил Концерт всё утро, пора браться за ум, тем более раз опера примёрзла.

Читал «Последние новости». Думал прочесть интересные театральные новости, но вместо того повеяло таким ужасом из России и Константинополя, что стало стыдно увлекаться здесь постановкой «Апельсинов», когда там такой плач. Но чем поможешь? А тут есть хоть оправдание (формальное! формальное!), что через мою голову хоть хвалят русское имя и русское искусство. Но оправдание это только политического характера, а не общечеловеческого.

Днём концерт Рахманинова с второстепенной программой, но играл он отлично, прямо-таки изумительно. Заходил к нему. Рахманинов будто помолодел и повеселел, шутил, удерживал меня около себя. Спросил, как постановка. Впрочем, разговаривал мало, так как к нему всё время приставали («пожалуйста, не отходите от меня и говорите», улыбался он, «может тогда не будут приставать»). Надо бы ему послать «Бабушкины сказки», может он разберётся в них и будет относиться к моим сочинениям более прилично, чем до сих пор.

Вечером Кошиц с Готлибом у Розенталей на обеде, где много пёстрого народа и для развлечения кинематограф. Я сидел на одном диванчике с принцессой Линеттой [108] Исполнительница роли принцессы Линетты в «Трёх апельсинах». , которая очень кокетничала. С Кошиц заключён мир. На концерте она очутилась в соседней ложе с женой Рахманинова и их немедленно «познакомили». Mme Рахманинова пошла красными кругами и обнаружила такое волнение, что Кошиц спрашивала у меня: «За что?»

Учил Концерт. Заходил на репетицию Смоленса с Труффальдино. Смоленс разозлил: я думал, что он только говорит о купюре, между тем он, оказывается, уже вымарал в клавире. Я сказал, что пока это шутки, то пускай, но раз он намерен вымарывать, то я формально запрещаю делать эту купюру.

Коини, который до того занят, что еле можно с ним поговорить, сообщил, что «Апельсины» назначены на семнадцатое декабря вечером, а генеральная репетиция на шестнадцатое днём, т.е. глупее трудно придумать, ибо семнадцатого вечером и шестнадцатого днём я играю в первый раз 3-й Концерт с Чикагским симфоническим оркестром и дирижирую «Классической» симфонией. Коини сказал, что в таком случае можно переставить на три дня позднее. На этой же неделе ему, во всяком случае, некогда начинать сценическую репетицию. Необходимо повидать Гарден, а то «Апельсины» замерзают.

Вечером Кошиц и я были приглашены почётными гостями на обед в какой-то женский клуб, где большинство - старые дамы.

Учил Концерт. Ничего, начинает идти. Если хорошенько подтянуться, тогда выучу к сроку. В одиннадцать часов у Кошиц было назначено rendez-vous с Мэри, я хотел воспользоваться этим, чтобы тоже её повидать, но Гарден совсем не появилась в театре.