Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Далее репетиция протекала без инцидентов и очень хорошо. Коини обнаружил даже некоторую изобретательность, а если делал что не так, то я сейчас же ему указывал и он безропотно переделывал по-моему. Репетиция продлилась с одиннадцати до четырёх, пять часов, с перерывом в сорок минут на завтрак. Затем я отдыхал, а вечером заходил на «Кармен», где Гарден, в роли Кармен, мне не особенно понравилась.

Играл мало, около часу, но завтра нет репетиций - буду играть целый день.

День без репетиций. Пользовался этим для зубрёжки Концерта. Часа три играл, больше не могу. Обедал в каком-то женском клубе, где Кошиц и меня пригласили почётными гостями. Сыграв им после обеда «Гавот», я удрал к Бакланову играть в бридж. После шестнадцатого роббера произошёл инцидент. St.Leger, один из оперных репетиторов, чрезвычайно милый англичанин и отличный бриджист, сделал подряд несколько крупных ошибок, на которые я ему и указал. Страшно самолюбивый, он заявил, что больше не будет играть и стал расплачиваться. Несмотря на все упрашивания, он прекратил игру. Тогда я встал и, простившись со всеми, кроме него, ушёл.

Результат: сначала +14, а затем - ух! - на -14.

Встал поздновато - вчера с бриджем лёг в два. Учил Концерт и проигрывал его по нотам, чтобы хорошо помнить, что делает оркестр. Фортепианного-то переложения у меня нет, чтобы с кем-нибудь поиграть. В три часа репетиция «Апельсинов», первый, второй и третий акты с певцами, без сцены. Провозились, несмотря на воскресенье, почти до шести. В восемь часов вечера должна была быть сценическая репетиция. Но Коини заболел (потерял голос) и её отменили. Во время репетиций артисты покатываются со смеху. Панталоне, Труффальдино, Кухарка - отличные комики и проделывают всё с увлечением.

St.Leger прислал извинительное письмо и мы встретились друзьями.

Из Парижа приходят первые критики о «Скифской сюите».

Оказывается, публика не только аплодировала, но и протестовала, некоторые даже демонстративно ушли, как в добрые старые времена Глазунов. После единодушного успеха во время апрельского исполнения, это меня удивило. Но в том-то и дело, что в апреле была главным образом русская публика, а теперь французская. Русская уже воспитана на Прокофьеве, французы же ещё нет.

Разбудили в 7.30, а в девять уже репетиция Концерта. На этот раз рояль с педалью, но ещё не концертный и противно тугой. Сток внимательный, серьёзный и брал замедленные темпы, что меня радовало, так играть было легче. Провозились без малого час. Я старался не слушать оркестра (а интересно было и внимательно играть свою партию). В общем, дело стало налаживаться и не выходило всего несколько мест, штук пять головоломных пассажей. Через две репетиции пойдёт, если не хорошо, то совсем прилично. Зато общего впечатления от Концерта я пока ещё не имею: слишком занят техникой исполнения. После Концерта я прошёл «Классическую» Симфонию, которая была сыграна отлично. Вообще оркестр - чего лучше!

С этой репетиции я почти бегом отправился на другую, в театр, и попал на сцену как раз к началу. Сцена была набита битком, так как привели хор и даже балетных для чертенят. Балетные приятно радовали взгляд: это были хорошенькие девочки, все лет шестнадцати-семнадцати, в светлых танцевальных костюмах. Но самое интересное было то, что сегодня, в первый раз, поставили декорации первого акта и башни. Любопытно, отлично сделано, и анисфельдовская краска так и брызжет в глаз, даже без надлежащего освещения. Коини был занят, группируя Трагиков, Комиков и вручая им зонтики, лопаты, пальмовые ветки. Он почти потерял голос, говорил в рупор, часто пульверизировал горло. Началась репетиция Пролога. Хор знал отлично и не путал. Коини довольно ловко ими распоряжался, но, например, придумать для каждой группы свои жесты, это было, конечно, свыше его сил и разумения. Слава Богу, слушался всего, что я ему говорил, хотя и пытался вразумить меня, говоря, что это хор, а не солисты. Вообще же репетиция, длившаяся с одиннадцати до четырёх с перерывом для завтрака, прошла оживлённо, не раз прерываемая хохотом участвующих.

Я был очень увлечён постановкой, не чувствовал усталости и испытывал огромное наслаждение.

После репетиции спал, а вечером придумывал упрощения для тех пассажей Концерта, которые сегодня не шли, ибо доучить их к пятнице до точки, конечно, нет надежды.

«Апельсины» идут окончательно тридцатого, но теперь, когда репетиции шли полным ходом, меня мало волнует, на неделю ли раньше или позднее спектакль. Сегодня опять большая репетиция на сцене с хором и балетом: второй и почти весь третий акт. Без конца возился с «дивертисментами» второго акта. Три раза с Коини отчаянно ссорились: один раз при выходе Пустоголовых он нашёл, что слишком мало, а потом слишком много музыки; другой раз из-за того, как Кухарка находит Труффальдино (оба раза я настоял на своём); третий инцидент был трагикомического характера - три апельсина выехали на дребезжащих колесиках с таким лязгом, что ничего не было слышно, что начинал петь Принц. Коини не нашёл ничего умнее, как потребовать, чтобы я прибавил музыки, пока апельсины шумят. Я ответил, что не напишу музыки для заглушения шума, а надо переделать никуда негодные апельсины. Коини сказал:

- Je m'en fiche des oranges. [113] Мне наплевать на апельсины.

Я ответил:

- Vous vous en foutez de votre business. [114] Вам наплевать на ваше дело (фр).

Помирились на том, что я подниму занавес на восемь тактов раньше и таким образом будет больше музыки, а Коини отдаст апельсины в переделку.

Прощаясь, он сказал:

- Et bien, sans rancune! [115] Ну, помиримся! (фр).

Третья репетиция Концерта. Идёт уже гладко (у оркестра), я же ещё попадаю в фальшивые ноты и раза два совсем терял линию, однако всё же освоился с Концертом и, по-видимому, справлюсь с делом. Симфония идёт хорошо. Вернувшись домой, лежал, очень усталый.

В опере история с костюмами: вместо тридцати женщин и пятнадцати мужчин для придворных, сделали наоборот и сообщили мне об этом таким тоном, будто я в том виноват. Слава Богу, Анисфельд приезжает двадцать третьего. Днем должна была быть репетиция с балетными, но так как часть их взяли на репетицию «Саломеи», то не состоялась. Видел кончик «Саломеи» и, хотя я хорошо знаю сюжет, было страшно. Музыка как-будто способствует впечатлению, но я должен послушать всю «Саломею». Будто немного растянуто.

Продолжали репетировать «Апельсины» с того места, где они выехали на сцену. Чтобы они не шумели, Коини решил совсем их не двигать. Принцессы пели хорошо. Когда пела Нинетта, я вспомнил Linette и её письмо, как она была бы счастлива петь в Чикаго эту роль. Ещё бы. Это было бы совсем мило, но до сих пор я не имел никакого влияния в Чикагской опере, а что будет в будущем году - неизвестно. Кроме того, я не уверен, каков у Linette голос, а певиц с небольшими голосами они предпочитают подбирать у себя в Америке, не заботясь привозить их из-за моря. В час я должен был покинуть репетицию, уступив палочку обрадованному Смоленсу, и пойти на генеральную репетицию Концерта. С каждой репетицией он идёт лучше, но всё ещё недостаточно хорошо. Симфония - отлично. Вернувшись с репетиции, переоделся, вытерся одеколоном и отправился опять на сцену, где после завтрака продолжали возиться с «Апельсинами». Как раз последняя картина и Коини требует выкинуть последнюю беготню. Действительно, ввиду узких кулис, невозможно сделать то, что я задумал, но я ему представил carte-blanche - делай, что хочешь, лишь бы весь хор бегал как сумасшедший. Коини ворчал, сердился, говорил, что это сорвёт спектакль, что слишком много музыки, но так как я оставался непоколебимым, то репетировал и бегал вместе с хором.