Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Из романтической области: история с Полиной Подольской, за которой мы с Максом неудачно ухаживали ещё четыре года назад, когда она была прелестной, толстой 14-летней девчонкой. В осень 1916 года она вдруг сама мне написала, - воскресли отношения, а когда я играл в Киеве, она из Харькова заказала цветы, которые мне подали на концерте. Это произвело такое впечатление, что я, вместо возвращения в Петроград, махнул на два дня в Харьков, к великому недоумению Глиэра. Затем переписка с Полиной и её приезд в Петроград ко мне в гости, на Масленицу. С этого места и начинается следующая тетрадь дневника, которая сейчас со мною в Эттале. Но переписка погибла за всю первую половину 1917 года. Погиб и дубликат моего письма к Полине, когда та не поехала вместе со мной по моему сумасшедшему плану в Гонолулу. Отрывки из этого гневного письма у меня до сих пор в памяти: «Итак, Полина, всё проверено и взвешено с точностью, достойной не только медички, но целой аптекарши, и Вы, солидная и прозаичная, уезжайте в «новый» город Таганрог! И когда, глядя в окно на свиней, роющихся в грязи таганрогских улиц, вы станете думать о широте ваших взглядов, то знайте: слышны вы мне будете в этот момент!» - и так далее, всего письма не помню, но написано оно было не чернилами, а ядовитой слюною.

Сейчас, погрузившись в эти воспоминания, я несколько отошёл, а вначале, при получении письма от Элеоноры, очень злился: и на Асафьева, не сумевшего вовремя спасти бумаги, и на подлеца Лурье, якобы не давшего ему на то разрешения (имея власть), и на Сувчинского, вселившего в мою квартиру своего «верного управляющего», пропавшего без следа и бросившего квартиру на ветер [140] На самом деле часть этих документов сохранил Н.Я. Мясковский, а в 1927 году, будучи в Москве. С.Прокофьев их взял у него и увёз заграницу (см. записи от 20 марта и 25 ноября 1927 года). (Прим. ред.) .

Теперь, успокоившись, унял гнев: сердись - не сердись, всё равно давно уж прах сожжённых рукописей ушёл по ветру! Лучше точнее узнать, действительно ли цела моя рукописная партитура «Игрока» (я думал, она погибла у Тюлина, и осталась лишь копия, как это пишет Элеонора, и нельзя ли её выцарапать сюда для переделки и превращения «Игрока» в менее взъерошенную оперу).

Вспомнил, что ещё погибло на 1-й Роте. Погибла «Священная жёлтая книга», в которую мы с Максом в 1912 году записывали наши любовные похождения - очень детские и невинные. В дневнике погибли заметки о чтении с Б.Н. Шопенгауэра, начав с «Афоризмов житейской мудрости» и продолжая «Миром как воля и представление». В ту зиму я часто бывал у Б.Н. и мы проводили вечера за чтением Шопенгауэра. Это чтение меня очень увлекало и углубило. Оно породило лето 1917, проведённое в одиночестве, - и «Семеро их» было результатом.

Письмо от Пташки, очень нежное. Её томило, что я отпустил её из Этталя, не сказав ничего.

Я написал ей, что очень люблю её, жду на Рождество и что теперь мы не должны так часто расставаться, но что всё же пока ещё в браке я боюсь мглы любви.

Много занимался, делая кончики у номеров сюиты из «Шута» и проверяя переписчика. Писал Держановскому. Настроение хорошее. По вечерам читаем с мамой «Хулио Хуренито» Эренбурга. Много остроумного, но всё это какая-то накипь современных мировых неурядиц.

Продолжал вчерашние занятия. Хочется поскорее кончить и развязаться с сюитой. Подождал Б.Н., но он традиционно не сдержал слова: и не приехал, и телеграммы не прислал. По приезде будут талантливые отговорки.

Письмо от Цедербаума, который с Кусевицким в Барселоне. Кажется, мне будет там концерт. Это страшно приятно: Испания очень музыкальная страна, а пезета хорошо меняется. Кроме того, в случае успеха в Испании всегда можно иметь множество концертов.

Просидел шесть часов и кончил поправлять сюиту из «Шута». 195 страниц мелкой рукописи переписчика, который, как и все переписчики, иногда фантазирует. Надоело. В глазах рябит.

От Б.Н. телеграмма: «Viendrai dans quelques jours» [141] Приеду через несколько дней (фр). . Хочет независимость свою показать! Вообще за месяц он с очаровательными восклицаниями «Какой вы незаменимый друг!» прокутил мне четыреста франков (двести тысяч марок). Лучше бы Маяковскому посылку с новым костюмом послать!

Надо сознаться, Б.Н. всё-таки не поэт. Скуден ключ! Но переводчик недурной, и не лучше ли ему идти на этот путь? Не есть ли лучшая заслуга Бунина - его перевод «Песни о Гаявате»? Быть может, мне надо такую позицию занять по отношению к Б.Н.

От Мясковского рукопись - четыре «Причуды» для фортепиано. Две совсем хороши, и я их долго играл. Удастся Барселона - сыграю.

Так как с сюитой «Шута» кончил, то принялся за «Огненного ангела», где застрял на скандале, который очень трудно не то что писать, но охватить. Дел полно, графический план (как при сочинении «Семеро их»), и дополнил текст, роясь в Брюсове.

Читал второй том Блока. Он лучше первого, который часто невозможно читать. Очень нравятся «Когда вы стоите на моём пути» и «Песня Фаины». Может потому, что это меньше всего Блок?

Сочельник обещал быть очень будничным: мы с мамой сидели вдвоём, от Б.Н. ни звука, и даже Пташка прекратила писать. Но вдруг в семь часов вечера явился Б.Н., телеграмма которого не дошла, а в девять часов вечера - Пташка. Это уж вовсе неожиданно! Она тоже телеграфировала и телеграмма шла дольше, чем она ехала. Бедная девочка должна была целый час в темноте и по снегу лезть в гору, причём сын начальника станции тащил её чемодан. Я прямо не верил её приезду. Появилось шампанское и праздник разыгрался вовсю.

Вообще, всё Рождество прошло очень весело. Катались на саночках с эттальских гор.

Составление шахматных задач для Пташки; Б.Н. угадывает, для неё трудно.

Написал всю последнюю сцену Мефистофеля с Рупрехтом, и таким образом кончил «Огненный ангел».

Конечно, есть много мест несомкнутых, а пятый акт и вовсе сшит на живую нитку, но важно, что поставлена конечная точка, и, как выразился Б.Н., «броненосец всё-таки спущен на воду». Второе сегодняшнее событие - сегодня в Брюсселе и вообще в Бельгии в первый раз исполняются мои сочинения, во всяком случае крупная вещь - «Скифская сюита». Наконец, третье событие: мама довязала шарф, который она хочет послать в Пензу тёте Кате и который она вяжет уже с полгода. Словом, решили встречать русский Новый Год, что и сделали очень весело, выпив под полуночный звон монастырской башни бутылку шампанского.

От вчерашней встречи Нового Года болела голова. Пташка собирала вещи, так как ей давно пора в Италию - учиться. Там есть шансы получить ангажемент и выйти на дорогу певицы, а в Эттале всё проворонишь.