Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

От Linette письмо: говорит, доктор скоро скажет ей: boy или girl [154] Мальчик или девочка (англ.). . Пикантно! До рождения.

Учил 2-й Концерт. Навещал маму. Писал письма. Мама очень огорчена, что она остаётся ещё в Oberammergau. Ей немного лучше сегодня, но всё же она не встаёт. Как её везти при слабом, нервном пульсе и при немного опухших ногах?!

Маме хуже. Большая слабость, с трудом говорит, почти не поднимается с подушки. По-видимому, её никогда уж не придётся везти в Париж. Но пульс не хуже, и ноги не пухнут. Lang находит положение тяжёлым, но непосредственной угрозы не видит.

Завтра я думаю ехать в Париж, так как не хочу оставлять Linette одну в её положении. Очень трудно решать, а разделить себя пополам нельзя.

Утром мама вызвала меня и Б.Н. к себе, говоря, что умирает. Действительно, вид у неё был очень плохой, голос слабый, но, что удовлетворительней всего, настроение арогантное [155] Высокомерное, от arrogant (фр). - и это сквозь ужасную слабость. Lang сказал, что несомненно, значительное ухудшение, общая слабость. Если удастся эту слабость побороть, она сможет ещё тянуть, если нет, то конец будет скорый. Я ему объяснил положение с Linette. Он советовал подождать ещё два дня - и тогда будет ясно, куда пойдёт здоровье. Поэтому я телеграфировал Пташке, что должен остаться, и спрашивал о её здоровье.

Маме хуже. В полусознании от слабости. Я спросил, плохо ли она себя чувствует. Она ответила: нет, хорошо, только разоспалась. Я закричал. Она сказала, что приятно пахнет дымком. Доктор сказал, что вопрос двух дней. Были с Б.Н. у католического священника - пришлось реально обсуждать вопрос похорон. Действительно, он сказал, что не имеет права. Советовал выписать русского священника из Мюнхена. Lang говорит, что такая смерть лучше грозившей смерти от водянки.

Маме лучше. Утром сама умывалась и, рассердившись на сестру, пыталась дать ей по физиономии. Однако всё ещё слаба. Доктор сказал: «Die russische Dame kann ich nicht verstehen!» [156] Я не могу понять эту русскую даму (нем). И советовал мне ехать к жене, так как такое состояние может длиться и неделю, и две. В тот же вечер я решил ехать. К маме я зашёл проститься, говоря, что еду в Париж на несколько дней на концерт. Мама реагировала мало. Борису Николаевичу было поручено вызвать меня телеграммой, если будет серьёзная опасность. В одиннадцать часов вечера я был в Мюнхене, где остался ночевать.

Встал в полседьмого и в восемь выехал дальше. Железные дороги в Германии стали ужасно дороги, вдвое против Франции. Я ездил в третьем и четвёртом, но сегодня так плохо выспался, что разорился на второй. Путь прошёл не очень длинно. Читал китайские легенды по-английски - подарок Леоны Шпицер. На границе боялся, что будут рыться в нотах и бумагах, которых я вёз тьму. Но отобрали только колоду карт. В семь часов вечера Страсбург и я залёг спать до самого Парижа.

Встал в пять, а в без десяти шесть поезд был уже в Париже. Дома всё благополучно и Пташка себя чувствует лучше, чем я полагал. Очень радостная встреча. Боровский уехал только накануне вечером, за несколько часов до моего приезда. Даже неприлично: то один муж приезжает, то другой, но вместе не встречаются. Без меня он выучил «Марш» из «Трёх апельсинов», и даже кухарка напевает его.

Жизнь вступила в мирную колею. Только неизвестно, что готовит Oberammergau. Эберг сообщает, что Стоковский затребовал «Скифскую сюиту» в Америку.

Учил 2-й Концерт, делал переложение его для второго фортепиано. Составлял сокращённое либретто «Трёх апельсинов», а Пташка переводила на английский: в марте Mme Кусевицкая будет в Лондоне и хочет там проталкивать «Апельсины». Вечером Боровский звонил из Бордо. Он играл там Прокофьева и Стравинского, но публика так хохотала и шумела, что он еле кончил.

Купил пишущую машинку Underwood, портативную - я в восторге, ибо вообще питаю к машинкам большую нежность. Стоит пятьдесят два доллара, но так как Б.Н. продал мою старую за сорок три, то я истратил только девять. Говорят, есть стенографические машинки. Со временем надо будет купить.

С Пташкой были у её доктора, Bouffe de Saint-Blaise, очень известного. Он нашёл, что всё хорошо, délivrance между двадцать вторым февраля и пятым марта, и 80% на мальчика, а 40% - на девочку.

Приходил к нам Сталь. Дива в Нью-Йорке и он очень скучает, поэтому был у нас с пяти часов до часу ночи. Играли в тройной пасьянс - очень весело.

Были на митинге русской колонии, где говорили Бунин (сухо и академично; я не люблю его), Мережковский (более интересно, но у него тоненький голос и незадача с буквой «р»), Карташев и другие. Все они ругали большевиков, жалели попранную Россию и во имя Христа призывали к ненависти. Я с интересом слушал их, хотя душою был как-то в стороне. Говорят, Пифагор (или Архимед), когда брали приступом город, в котором он жил, сидел у себя в саду и чертил на песке теорему. Так его и убили за чертежом. Этот человек по-настоящему любил свою науку!

Сталь очень хочет, чтобы я написал для Дивы романсы с аккомпанементом квартета. Он уже давно говорит мне об этом. Сегодня я кое-что сочинил, и даже была бурная стычка с Марией Викторовной, которая пришла в ту же комнату сводить счёты с кухаркой.

От Демчинского письмо. Ругает либретто «Огненного ангела» за неподвижность и обещает прислать изменения. Он может дать преинтересные.

Вечером приходил Бальмонт, читал стихи, но не очень удачные.

Утром Пташка почувствовала, что теряет воду. Испугалась. Я звонил её акушеру. Он сказал: везите в лечебницу. Позвонили ещё на всякий случай русскому, очень известному акушеру Проскурякову, который явился лишь вечером и сказал: роды начались. Я позвонил в лечебницу, откуда немедленно прислали автомобиль, и мы с Пташкой отправились туда.

Оставил её там, в относительно good spirits [157] Хорошем расположении духа (англ). .

Сегодня три раза был в лечебнице у Пташки. Но никаких событий. Впечатление, будто приехали слишком рано. Её приятельница Consuelo так пролежала три дня, а затем вернулась домой. Но Пташкин доктор Bouffe de St.Blaise ей не советует даже много подниматься.

Немного играл, но в общем музыкой эти два дня занимался мало.

У Пташки без перемен. Был у неё два раза.

Днём переделывал конец каденции в первой части 2-го Концерта, а то она плохо входила в последующее заключение с оркестром. Эберг, у которого я был, чтобы обсудить дату моего будущего реситаля, сообщает, что в будущем сезоне он будет держать оперную труппу и в связи с этим интересуется моими операми. «Огненный ангел»? По этому поводу писал Демчинскому, подгоняя его переделки либретто.