Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Цедербаум переписал начисто вчерашнюю статью и приезжал читать её мне. Наталья Константиновна так занята этим вопросом, что тоже приехала. Я продолжал делать им указания и ввёртывать ядовитые обороты; хотя действовал в данном случае скорее как наёмные войска: не столько из желания уничтожить Шлецера, сколько из любви к сражениям.

Завтракал у Марии Викторовны, где был ещё её родственник и мой первый учитель гармонии - Померанцев. Он показал хороший пасьянс, но в своих рассуждениях о музыке был близоруким и отсталым. Вернувшись домой, узнал, что были Захаровы, Борис и Цецилия, которые только что из Америки; узнав, что меня нет, они начали было писать письмо, но потом влезли к Пташке в спальню, так как им очень хотелось посмотреть, что у меня за такая за жена. Я не совсем доволен этим.

Был у Захаровых в отеле. Циля начала подкрашиваться, что ей очень идёт. Захаров мало изменился, впрочем, выглядит весьма старым. Очень мило провели время.

Был у Жанакопулос. Выбирали ей романсы для моего концерта двенадцатого мая. Она так хотела петь в этом концерте, а теперь старается дать как можно меньше новых романсов, чтобы не учить.

Обедал у Натальи Константиновны, где был ещё Эберг. Договорились наконец до контракта, а то были всякие мелочи и я печатался у них без подписанного контракта.

В Обществе авторов получил четыреста одиннадцать франков за триместр (исполнение в концертах). Не много, но всё же значительное увеличение. А Пташка получила две тысячи от Garvin из Америки на Святослава и на няньку для него, а также обещание присылать в дальнейшем. Всё это, кажется, на основании слухов о том, что я хочу на лето его куда-нибудь сдать, чтобы он не докучал. Очень жаль, если это не удастся.

Днём заходил к Захаровым и отнёс Цецилии цветов: у неё ангина. Вечером Борис был у нас один, а также Боровские. Я вспомнил, что сегодня мне стукнуло тридцать три года («Что это за шум раздался в соседней комнате? Это мне стукнуло тридцать три года»). Борис очень хвалил Пташку.

От Жанакопулос письмо с программой: только три новых романса, остальные уже петые. А если мне не нравится, то она может отказаться, пишет она. Я ответил, что она может петь какую угодно программу, но пусть, кстати, укажет имя своей аккомпаниаторши (т.е. я неинтересную для меня программу аккомпанировать не буду). Вечером ответ от Сталя. очень грубый. Жан петь не будет. Но это же подвох и подлость?! Кто первый, как не Сталь, затеял разговор о её участии, а теперь отказывается, да ещё грубо!

Ночью спал плохо, обдумывая ответ. Утром написал ответ, вежливый, но доказывающий, что поступок был непорядочный. Днём ожидали, что Сталь ворвётся скандалить. Решено было, что при его появлении я исчезну чёрным ходом и будет объявлено, что я уехал искать дачу. Однако Сталь не явился. Вечером был у Н.К. Очень сочувствовала и искала мне другую певицу. От неё на «Историю солдата» Стравинского, которая давалась в Champs Elysées. Впечатлений - меньше, чем когда осенью слышал в концертном исполнении. Сцена мешала музыке, а музыка растягивала сценическое действие. Очень здорово то место, где чёрт в ритм декламирует под музыку. Это то, о чём я думаю. Встретил Стравинского. Расцеловались. Я сказал, что хотел бы с ним повидаться, поболтать и показать ему 5-ю Сонату. Он ответил: «С удовольствием; я вас очень люблю; позвоните дня через два». Хвастался, что уже имеет несколько ангажементов играть свой Концерт. Был с Судейкиной, которую я как-то никогда не узнаю.

Играл много. Обдумывал программу для реситаля на случай, если не будет певицы. Эберто к отказу Жанакопулос отнёсся довольно равнодушно.

Вечером у Боровских; также Захаровы и Н.К. Завтра русская Пасха. В двенадцать часов ночи христосовались и все перецеловались трижды. Н.К. рассказывала, что Метнер из Германии, Рахманинов из Америки – оба трогательно съехались во Флоренции. Очаровательно!

Русская Пасха.

Обед у Н.К.: Боровские, Захаровы. Пташка и я. Н.К. хотела ещё позвать Сталей, но, зная о нашей ссоре, отменила это приглашение. Обед был замечательный, особенно хороша была сёмга, каковой не ели даже в России. Когда я рассказал, что «Семеро их» идут только семь минут, Захаров сказал: «Значит, по минуте на каждого из них!»

Захаров рассказывал, как он однажды в Риге отвозил запьяневшего Глазунова. «Как вам понравился хозяин?» - спросил Захаров, чтобы что-нибудь спросить. Глазунов, еле артикулируя слова, ответил: «Человек-то он хороший, да только больно уж пьяница!»

Утром я получил от Mangeot, одного из сотрудников Hebertot, письмо, рекомендующего мне певицу Юрьевскую. Я стал расспрашивать, что это за певица. И Н.К.. и Борис очень её хвалили, а Захаров сказал, что это его хорошая знакомая, и мы немедленно отправились к ней. Она недавно приехала в Париж и была рада выступить в моём концерте. Таким образом дело было сразу налажено.

Оказалось, что я её знал двенадцать лет тому назад в Консерватории, когда немного ухаживал за Леной Клингман. Теперь я обо всём этом забыл, но вспоминая, восстановил, что эту Юрьевскую звали тогда Зинка Ленкина, и мы с Максом Шмидтгофом коверкали это в Ленку Зинкину. С тех пор она превратилась в хорошую певицу, выступала в Мариинском театре и берлинской Штатсопере.

У Пташки безумный насморк. Она в постели. Была Юрьевская, выбирали с ней мои романсы. Она берётся выучить в две недели восемь штук, и все почти в Париже непетые. Это вам не по-жанакопуловски. От Бальмонта милое письмо с рекомендацией дач у океана. После сталевских скандалов приятно такое внимание.

Haensel извещает, что я буду играть в Бостоне (с Кусевицким), но напоминает о долгах.

Боровский тщательно вызубрил партию второго фортепиано, и сегодня мы с ним в магазине Плейеля репетировали 2-й Концерт. Местами было очень смешно, так как второе фортепиано меня сбивало и я не мог играть. Так было в средней части Интермеццо и в начале Финала.

Приходила Юрьевская, пела те романсы, которые она выбрала. Конечно, всё это в сыром виде. У неё очень приятный лирический тембр, но в piano будто ничего нет. Много рассказывала про свою службу в Мариинском театре во время большевистского режима. Мелькали знакомые лица. Маруся Павлова попала в Мариинский театр, но на вторые роли.

Репетировал с Боровским у Плейеля. Идёт лучше. Боровский восхищается Концертом. По случаю первого мая нет такси. По сему поводу Париж очень симпатичен: никто не сшибает при пересечении улицы.

Кусевицкий вернулся из Польши, где дирижировал шесть концертов. Боровский и я обедали у него и наигрывали ему 2-й Концерт, хотя на одном рояле это было трудно. Кусевицкий очень доволен им. «Семеро их» он хочет сыграть дважды В одном концерте - для пущего вразумления. Солист и хормейстер уже получили ноты и, говорят, очень довольны вещью. Это очень важно для подготовки.