Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

— На хвосте человек, захожу на посадку.

С земли с самого начала видели, что летчик взлетел с механиком на хвосте, и руководитель полетов С. X. Куделя попытался как-то помочь летчику, подавая команды.

— Не допускай больших кренов! — следовало с земли.

— Плавно выполняй развороты!

— Спокойно!

На командном пункте все замерли. Все не отрывали глаз от самолета, который заходил на посадку. Была слабая надежда на то, что Энкин не сорвется, что он еще как-то продержится, хотя было непонятно, как он смог продержаться до этих пор.

Як-1 планировал на посадку. Земля все ближе, ближе, касание, самолет бежит и наконец летчик выключил двигатель…

Все бросились к самолету.

Энкин, спрыгнув со стабилизатора, немного размялся, взобрался на плоскость, нагнулся к кабине и спросил:

— Командир! Будете заруливать на стоянку или дозаправим горючим здесь и пойдете на задание? [227]

Не вылезая из кабины, Пономарев молча, с изумлением смотрел на своего механика. Врач полка Ф. Г. Наумов, прибежавший со своей санитарной сумкой, только покачал головой:

— Ну и выдержка… Вот это летун!

Самолет убрали с полосы. Энкина обступили механики. Они хлопали товарища по плечу, улыбались. Вместе с ними смеялся и Энкин…

Разведывательные полеты к изгибу Днепра на Никопольский плацдарм мы производили регулярно. Искали сосредоточение танков противника и его переправы через реку. Часто приходилось вылетать в районы населенных пунктов Верхний Рогачик, Большая Белозерка, Большая Знаменка, Каменка Днепровская. Эти районы прикрывались сильным огнем зенитной артиллерии. Возвращаясь с боевых заданий, летчики постоянно привозили осколочные повреждения самолетов. В один из вылетов в район плацдарма на сопровождение штурмовиков в результате прямого попадания зенитного снаряда погиб отличный летчик, командир соседнего с нами 85-го гвардейского истребительного полка подполковник И. П. Залесский. Очень сильный был командир полка.

По данным воздушной разведки, противник усиленно укреплял плацдарм. Об этом свидетельствовали непрерывные перегруппировки его войск. Перегруппировки осуществлялись в основном ночью.

Особо важной задачей, стоявшей перед полком в те дни, была необходимость обнаружить неприятельские переправы через Днепр. Одна из них была наведена прямо у Никополя. Эта была нам известна. Но существовали и другие, которые противник тщательно маскировал. Обнаружить переправы было нелегко. Лучшие наши разведчики — Выдриган, Костыгин, Куделя, Нестеров, Решетов — вылетали для просмотра низовьев Днепра, контролировали дороги, вели фотосъемку. В конце концов старания летчиков увенчались успехом: по едва заметным признакам сначала Нестеров, а потом Выдриган установили места переправ. В подозрительных районах им удалось обнаружить следы гусениц и длинные вешки, обозначавшие, как видно, направление движения. По этим приметам вскоре были обнаружены и мосты — ими оказались притопленные понтоны. Понтоны были опущены на небольшую глубину и закреплены якорями. Такие «мосты» были обнаружены в районе села Лепетиха и севернее его. Однажды в сумерки была зафиксирована переправа живой силы и техники противника с правого берега на левый, [228] на плацдарм. У наших разведчиков создалось впечатление, что танки и машины двигались по воде, хотя на самом деле они двигались по притопленным понтонам.

После этого спокойной жизни на плацдарме у гитлеровцев уже не было. Их переправы быстро были ликвидированы нашими штурмовиками, а живая сила и техника подверглись методическому уничтожению. Разведчики Нестеров и Выдриган были поощрены за отличную работу.

Гвардии лейтенанта Игоря Нестерова я запомнил еще под Сталинградом. Он пришел в наш полк осенью сорок второго года из госпиталя, где находился на излечении после тяжелого ранения. Ему грозила ампутация ноги — врачи опасались гангрены. Но Нестеров своей твердой волей повлиял даже на решение госпитальных врачей. Он убедил их отказаться от ампутации. И гангрену предотвратили.

Нестерова вылечили, и он снова вернулся в строй. Когда осенью сорок второго года я принял полк, то сразу обратил внимание на молодого летчика, в котором опыт отважного бойца сочетался с исключительной добросовестностью при выполнении боевого задания. При этом в будничной жизни Игорь Нестеров старался не выделяться и не привлекать к себе внимания: этот летчик отличался исключительной скромностью.

Из 500 боевых вылетов И. К. Нестеров 220 произвел на воздушную разведку. Он был награжден многими орденами, стал Героем Советского Союза. После войны И. К. Нестеров был отличным воспитателем молодых авиаторов, занимал высокие должности и окончил службу в звании генерал-майора авиации. Но все это было спустя много лет, а осенью сорок третьего года Игорь Нестеров продолжал выполнять нелегкую работу воздушного разведчика.

В тот же период, глубокой осенью сорок третьего года, мы продолжали наблюдать за противником в районах Сиваша, Армянска и Джанкоя. Здесь гитлеровцы тоже совершенствовали свою оборону быстрыми темпами. Значительно усилил противник в Крыму свою авиационную группировку. Основными немецкими аэродромами в Крыму были Веселое (южнее Джанкоя) и Сарабузы (ближе к Симферополю). Туманы и низкая облачность сильно затрудняли нам работу. Зенитная артиллерия противника вела интенсивный огонь вдоль всей линии укреплений на Перекопском перешейке.

При всем нашем внимании к зенитной артиллерии противника, при всем опыте наших летчиков избежать потерь [229] нам не удавалось. Слишком много всевозможной зенитной артиллерии было стянуто противником на Никопольском плацдарме и на Перекопе. Тем не менее несмотря на этот объективный момент, сильно осложнявший нам работу, мы каждый вылет подробно анализировали, чтобы убедиться в том, что летчик действительно не совершил ошибки, а если все-таки ошибка была, то необходимо было понять, в чем именно она заключалась.

Старший лейтенант Иван Костыгин был добросовестным и смелым летчиком. Впоследствии, когда у него накопился немалый боевой опыт, он стал заместителем командира эскадрильи Алексея Решетова. Но сначала его жизнь в полку складывалась не очень удачно.

Я упоминал о том, что Костыгин прибыл к нам в полк где-то в конце июля, когда мы готовились к наступлению на Миус-фронте. Бывший инструктор Борисоглебской школы, Иван Костыгин имел неплохую летную подготовку, но боевой опыт приобретал трудно. На втором его боевом вылете у него на глазах при атаке ФВ-189 погиб один из лучших летчиков полка Герой Советского Союза Николай Глазов, у которого Костыгин был ведомым. А через день на третьем или четвертом боевом вылете зенитным огнем был сбит и Костыгин. Он, как мы тогда говорили, «открыл зонтик» над нейтральной полосой, бойцы наших наземных частей огнем прикрыли его приземление, и ему удалось благополучно выбраться из неприятного положения. Все же он обгорел, получил ранения и попал в госпиталь. Ранения были легкие, но в госпитале Костыгин заболел, и в полк вернулся уже в период боев на Никопольском плацдарме. Таким образом, к осени сорок третьего года он по-прежнему еще не имел надлежащего боевого опыта, пришлось начинать воевать как бы заново, со второй попытки. Недостаток боевого опыта он старался компенсировать мужественной и добросовестной работой. Он мог подолгу находиться над вражескими позициями, проверяя и перепроверяя свои наблюдения, но это, конечно, в большинстве случаев увеличивало опасность.