Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Зимой 1944 года никто из нас не заглядывал так далеко. Мы были счастливы тем, что трудная многомесячная борьба под Никополем закончилась нашей победой и уже готовились к операции по освобождению Крыма.

После разгрома гитлеровцев на Никопольском плацдарме и под Кривым Рогом положение крымской группировки противника заметно осложнилось. Если предположить, что в течение нескольких месяцев гитлеровское командование сохраняло иллюзию о возможном контрударе с севера — Никопольский [236] плацдарм нависал над всей территорией северной Таврии, — то с ликвидацией плацдарма испарились и все иллюзии. Крымская группировка противника теперь уже была наглухо отрезана от внешнего мира, и судьба ее предрешена. Однако чисто географическое положение полуострова, его изолированность, узость Перекопского перешейка и другие известные особенности создают немалые трудности для наступающих войск. Гитлеровцы это прекрасно понимали и продолжали совершенствовать оборону. На Перекопском перешейке они создали три полосы обороны на глубину до 35 километров. На южном берегу Сиваша, используя межозерные дефиле и высоты, противник создал две оборонительные полосы с густой сетью траншей, дотами и дзотами. Усилена была и вражеская авиационная группировка, базирующаяся на аэродромах Крыма и Румынии.

Как обычно, в период подготовки к наступательной операции особое место отводилось авиационной разведке. В течение марта и начала апреля 1944 года мои однополчане из 31-го гвардейского полка, взаимодействуя с экипажами Пе-2 и Ил-2, вели активную воздушную разведку, фиксируя изменения в обороне противника. Доставляли фотопланшеты, которые дополнялись подробными данными визуальных наблюдений. В основном в ту пору разведчики 31-го гвардейского полка следили за усовершенствованием обороны на Турецком валу и Ишуньских позициях. Погода в этот период в Крыму часто бывает неустойчивая, и потому задания разведчикам приходилось выполнять в сложных метеоусловиях.

Теперь, когда Никопольский плацдарм был ликвидирован, мы летали с аэродромов Северной Таврии на юг. Следили не только за обороной на перешейке, но и проникали южнее, за Джанкой, где находился один из самых крупных вражеских аэродромов в тылу — Веселое. Иногда приходилось действовать на предельном радиусе удаления. В среднем для истребителя-разведчика этот радиус составлял километров 150, очень редко — 200. Приходилось учитывать расход горючего на маневрирование над целью, на воздушный бой и т. д. Одним словом, нашей обычной рабочей зоной была стокилометровая полоса за линией фронта, но в период подготовки наступления на Крым мы нередко ходили и дальше.

Отрезанная вражеская группировка, естественно, нуждалась в снабжении боеприпасами, людьми, техникой. Морская блокада Крыма осуществлялась силами Черноморского флота, но гитлеровцы пытались поддерживать свои войска [237] не только морем, но и по воздуху. Наше командование своевременно узнало об этом. Не от хорошей жизни, конечно, второй раз — после краха под Сталинградом — гитлеровцы пытались наладить воздушный мост. Для этой цели они использовали военно-транспортные самолеты, которые базировались под Одессой и Николаевом. По карте нетрудно увидеть, что большая часть маршрута из этих городов до Крыма лежит над морем, местами — на значительном удалении от берега. Вероятно, принимая во внимание это обстоятельство и сложные метеоусловия, гитлеровское командование считало, что в таких условиях нашим истребителям будет трудно перехватывать самолеты с грузом.

В этом безусловно был определенный резон: отыскивать над морем в плохую погоду одиночные транспортные самолеты сложно, однако не настолько, чтобы мы могли позволить противнику беспрепятственно осуществлять воздушные перевозки.

Перед истребителями воздушной армии была поставлена задача организовать надежную воздушную блокаду Крыма. Из штаба армии я получил персональное задание возглавить группу летчиков нашей дивизии, летающих на Як-1. В группу вошли летчики 73-го гвардейского (бывшего 296-го) истребительного авиаполка. Впоследствии задания по перехвату немецких транспортных самолетов на отдельном направлении выполняли и летчики 9-го гвардейского полка.

Кроме нас этой работой занимались также истребители соседней дивизии, которой командовал известный в годы войны командир полковник И. М. Дзусов. В дивизии Дзусова выросло немало знаменитых летчиков, в том числе и трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин.

Наша группа должна была действовать с Тендровской косы. Тендровская коса тянется в море на много километров к западу от Крыма. Если мысленно провести прямую от Одессы до Крыма вдоль побережья, то примерно посредине этой линии будет находиться Тендровская коса. Мы нашли на косе подходящие площадки у хуторов Красная Знаменка и Безымянный. С этих площадок нам и предстояло действовать.

Посадив истребители на Тендровской косе, мы произвели несколько тренировочных полетов над морем и опробовали небольшие посадочные площадки.

Впоследствии выяснилось, что полеты из Одессы и Николаева немецкие транспортные самолеты производили в сложных метеоусловиях чаще всего в сумерки или ночью. [238] Как правило, такие вылеты совершали одиночные экипажи. Несколько вылетов в районы возможных маршрутов транспортной авиации противника результатов не дали. Никаких более-менее устойчивых данных о режиме полетов самолетов противника мы, конечно, не имели. Поэтому логические предположения мы большей частью подкрепляли одной лишь интуицией: искали самолеты противника как бы на ощупь. Но вот удача: в сумерки пара наших истребителей перехватила Ю-52, который вылетел из Евпатории (скорее всего — на Одессу). Ю-52 был сбит. Наши истребители садились уже с помощью осветительных ракет.

Вскоре после этого повезло и мне с напарником. Мы вылетели на рассвете. Стояла рваная облачность от 200 до 500 метров. Выше начинался другой слой облаков, но не сплошной. Набрав 800 метров, мы взяли курс к югу от Тендровской косы (моряки в таких случаях говорят «мористее»). Радиосвязь с нашей площадкой была устойчивая. Мы меняли высоты, просматривая все слои облачного «пирога». На востоке было еще темновато.

Вдруг в рваной облачности мелькнула тень. Судя но конфигурации, это был двухмоторный самолет типа «Дорнье». В первый год войны я видел эти самолеты часто — над кабиной летчиков возвышался характерный горбик. Судя по значительному удалению от берега, фашистский самолет шел в Крым из Одессы.

Выполнив разворот, мы пошли за ним. Мы были ниже, и мне казалось, что на фоне моря он не видел нас. Но вот облака стали редеть, и теперь я хорошо видел, что это — «Дорнье», очевидно, загруженный. Пора!