Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Однажды в паре с Анатолием Роговым над одним из участков Никопольского плацдарма Костыгин обнаружил группу вражеских танков и самоходных орудий. Разведчики насчитали в группе до шестидесяти машин и тут же передали эти данные по радио. Это было важное донесение, которое незамедлительно было передано командованию наземных частей. Сами же разведчики оставались над плацдармом, прослеживая направление, в котором следовала эта [230] танковая группа. И вдруг связь с ними прекратилась. Время вылета истекло, но ни Рогов, ни Костыгин на аэродром не вернулись. Впоследствии, к счастью, оказалось, что оба летчика живы, и мы получили возможность детально проанализировать этот вылет.

Вот тут, во время разбора, стало совершенно ясно, что летчики допустили явную ошибку. Она заключалась в том, что все заходы на цель они производили удивительно однообразным методом. Набрав высоту западнее плацдарма, они на скорости, со снижением проходили над вражеской колонной, пересекали линию фронта и начинали разворот к северо-западу с одновременным набором высоты. Затем, сделав круг, снова с запада повторяли маневр и снова за линией фронта уходили на северо-запад с набором высоты. И так шесть заходов! Нет ничего удивительного в том, что на седьмом заходе, в момент набора высоты, они были атакованы «мессершмиттами». В результате Костыгин снова «повис на зонтике», а Рогова немцы преследовали еще почти тридцать километров, и ему чудом удалось посадить подбитый истребитель на аэродроме, расположенном в Северной Таврии. Поскольку оба были атакованы на малой высоте, Костыгин едва успел покинуть машину и, дергая вытяжное кольцо, не знал, успеет ли парашют раскрыться. Но ему повезло еще раз: при раскрытии парашюта он почувствовал сильный рывок и тут же — толчок о землю…

На занятиях с летчиками при разборе этого вылета я заметил Костыгину:

— Вы, Костыгин, скоро станете настоящим парашютистом…

Я сказал это не без иронии, потому что ошибка летчика была очевидна, а за каждую такую ошибку приходилось расплачиваться самолетом. Так получалось.

Через много лет после войны Иван Матвеевич Костыгин сказал мне, что эту мою реплику он запомнил надолго. Впрочем, как уже было замечено, этот летчик хоть и трудно начинал свою боевую жизнь, однако сумел сделать правильный вывод из неудач и стал замечательным разведчиком и опытным командиром.

Но все же и при наличии опыта потери на войне неизбежны. Там, над Никопольским плацдармом и над Перекопом, осенью сорок третьего года мы потеряли немало боевых товарищей.

Ко времени боев в районе Никопольского плацдарма молодой летчик Иван Янгаев уже вполне втянулся в боевую жизнь полка. Совершив несколько первых вылетов с комэском [231] Иваном Пишканом, Янгаев в дальнейшем летал в паре с Леонидом Бойко.

До прихода летнего пополнения (Янгаева, Кривошеева и их товарищей) Бойко и сам как бы числился в полку молодым, поскольку принадлежал к предыдущему пополнению. И хотя Бойко уже совершил десятки боевых вылетов, был награжден двумя орденами и — объективно — был вполне зрелым боевым летчиком, все же до поры до времени он числился в полку молодым. Так уж складывалось: кто пришел позже — тот молодой. Но вот пришло очередное пополнение, появилась как бы еще одна ступень, на фоне которой сразу стало видно, что такие летчики, как Леонид Бойко, — это уже вполне зрелые воздушные бойцы. Иван Янгаев стал у Бойко ведомым, они очень быстро сдружились, научились понимать друг друга в воздухе и за сравнительно короткий период совершили в паре 70 боевых вылетов. Это немало, особенно для молодого летчика, каким был в ту пору Иван Янгаев.

Но, повторяю, время это было насыщено очень нелегкой работой. И на Миус-фронте, и на рубеже реки Молочная, и над Никопольским плацдармом и Перекопом наши летчики работали с большим напряжением.

Во время выполнения боевого задания над Армянским валом в условиях низкой облачности зенитным огнем был сбит Леонид Бойко. Все это происходило на глазах Янгаева: залп зениток, прямое попадание в самолет Бойко и взрыв… А вскоре с боевого задания из района Никопольского плацдарма не вернулся Иван Янгаев.

…Когда снаряд с земли попал в самолет, Янгаев находился над территорией, занятой противником. Мотор, однако, худо-бедно работал, и запас высоты был достаточный. Яягаев старался перетянуть через линию фронта, но вскоре самолет стал быстро терять высоту. Янгаев почувствовал, что дальше нейтральной полосы ему не вытянуть. Дело осложнялось тем, что внизу, под стремительно снижающимся самолетом, шел ожесточенный бой, и Янгаев никак не мог найти подходящее место для посадки. В самый последний момент открылась широкая сухая балка. На дне балки Янгаев отчетливо видел пролегающую грунтовую дорогу. Это была даже не балка, а нечто вроде каньона с относительно ровным и довольно широким дном. Развернуть самолет вдоль дороги летчик уже не успевал и посадил истребитель поперек каньона.

Первым делом выбрался из кабины и нырнул в ближайшую воронку. Повсюду стоял жуткий грохот: рвались мины, [232] снаряды, стреляли со всех сторон. Бой, как понял летчик, шел за овладение западным склоном балки, через который он едва перетянул. Стало быть, он прошел над самыми головами немцев.

Из воронки нельзя было высунуть головы. Наши бойцы, однако, видели, как приземлялся подбитый истребитель. Впоследствии Янгаев немного привык к грохоту боя и даже стал как-то ориентироваться по гулу канонады, но в тот момент, когда к воронке подползла санитарка, он был ошеломлен. Девушка привычно и быстро перебинтовала Янгаеву лицо. Вслед за ней в воронку пробрались два бойца, которые помогли летчику добраться до траншей. Там Янгаев вскоре попал в саманный домик, и хотя грохот разрывов был здесь ничуть не меньше, чем в балке, по реакции людей он понял, что здесь — относительно безопасно. То был КП стрелкового батальона. На КП распоряжался майор, который все время орал в телефонную трубку, стараясь перекричать грохот стрельбы. Майор приказывал кому-то взять высоту, и по его командам Янгаеву открывалась вся картина боя в момент наивысшего напряжения. Он понял, что наступление на высоту застопорилось, батальон несет большие потери и где-то там, в нескольких сотнях метров впереди, может быть, совсем рядом от того места, где посадил он свой подбитый истребитель, складывается та драматическая ситуация, когда промедление подобно поражению. И майор во что бы то ни стало хочет усилить натиск и добиться перелома в ходе этого боя. Так все это представлялось Янгаеву, и он понимал, что здесь сейчас не до него и надо ждать. Все же майор, улучив момент, бросил: «Сиди, летчик, здесь. Отсюда — никуда… Потом накормят».