Род Вейнбер - Рок–роуди. За кулисами и не только

Стояло лето 1966 года, женат я уже был шесть месяцев, но до сих пор не могу себе объяснить, как это произошло. Может быть, было слишком много выпито, может было слишком много длинных ночей одиночества, но, я даже сразу не понял, когда однажды проснулся с групи в моей постели. Так как моя жена всегда считала, что невозможно мешать личную жизнь с профессиональной, то я и решил, что моя жизнь с Питером здесь, в Америке и является таковой. Девочки не имели никакого отношения ни к Маргарет, ни к любви, ни тем более к семейной жизни. Я был по–прежнему молод и продолжал считать их простой забавой.

Однако, для Питера Нуна, человека, на которого девочки буквально сыпались гроздями, секс не входил в его скрытые планы. Он был молод (если честно, мне было столько же лет, когда мы с Animals впервые приехали в Америку), и вы, может, подумали, из–за всех этих подростковых гормонов, гуляющих по его телу, он стал хватать каждую юбку? Но Питер не был похож на меня я или, скажем, на зверей. Он возвратился в Англию звёздным мальчиком и все эти вопящие и визжащие поклонницы не были для него чем–то новым и, вместо того, чтобы провести среди них отбор, полагаю, он ждал свою особенную. Может быть, ждал ту красавицу–француженку, Мирей Страссе, на которой, только повстречав, сразу женился в ноябре 1968 года; они и до сих пор живут вместе.

Но тогда, в 1966 году поведение Питера для меня и других Отшельников было загадкой. Однако вскоре я понял, что не секс его не интересовал (он был вполне развитым здоровым парнем), а только не терпел он, чтобы его вели.

Раз я — личный его гастрольный менеджер, то если преподам этому мальчику небольшой урок, думал я, никому от этого вреда не будет, и я с энтузиазмом взялся за осуществление коварного плана.

Одним замечательным вечером мы с Карлом Грином (басистом Отшельников) сняли маму с дочкой и привели их ко мне в номер. Питер патологически не переносил одиночества, поэтому на гастролях я всегда выбирал для себя и Питера сдвоенный номер из смежных комнат, чтобы быть всегда рядом, если ему, вдруг, что–нибудь понадобиться. Поэтому, когда мы вошли, я представил их Питеру, который лежал на диване в гостиной и смотрел телевизор. После пары минут обмена любезностями мы с Карлом увели наших новых подружек ко мне, оставив Питера смотреть свою телепередачу.

Я слышал, как телевизор громыхал за стенкой, и мне стало жалко беднягу Питера, поэтому я решил прикрыть дверь в гостиную, но тут я остановился. Ха! Здесь сейчас должно развернуться такое шоу, какое ни в какое сравнение не пойдёт с дрянным кабельным каналом! Я оставил дверь чуть приоткрытой и вернулся к Карлу. Мы с Карлом уже раньше поделили между собой девушек: мне досталась дочь, ему — мать. Они обе были очень милы, но возраст мог поспорить с красотой, и Карл улёгся со старшей в кровать, мы же с её дочкой поселились на полу. И определенно предоставив Питеру наилучший обзор, я приготовился к показу жизни наяву. Я старался так поворачивать мою несчастную подопытную, чтобы её формы ясно виднелись через приоткрытую дверь. Они должны были подтолкнуть Питера на размышление о длинных ночах одиночества.

Когда мы все четверо пришли к естественному финалу, и девушки решили провести остаток ночи у нас, я крадучись медленно подполз к двери, сгорая от желания увидеть реакцию Питера на наш спектакль. Но только Питер, оказывается, уже мирно спал, свернувшись калачиком на диване, в той же позе как мы оставили его несколькими часами ранее. Спал, прижимая к груди своего старого плюшевого медведя.

Надо же проспать всё на свете!

Несмотря на мои неудачные попытки совратить Питера, он оставался самим собой, и это один из самых желанных мужчин мира, которому стоило только махнуть рукой!

Гастроли продолжались, и Питер мне нравился всё больше и больше. Работали мы много, иногда даже не хватало сил на розыгрыши, к тому же, несмотря на небольшую разницу в возрасте, в мои обязанности входило оберегать и защищать его. Я понимал, что Питер всё ещё нуждается в опёке, и старался всегда быть рядом, и, конечно же, самым ярким воспоминанием оставался тот день, когда я попытался защитить его от Элвиса Пресли, в полной уверенности, что это была глупая шутка какой–нибудь из назойливых вздыхательниц, в том уже, казалось, таком далёком 1965 году, когда я даже ещё и не работал на него. Несмотря на то, что Элвис мило отшутился и простил мне мой промах, эта дурацкая ситуация никак не выходила у меня из головы, и когда Отшельники Германа проезжали с концертами через Мемфис, я не мог не вспомнить о приглашении посетить его Грейсленд.

Я сказал об этом Питеру, но график был настолько плотным, что он не мог себе позволить поехать в гости.

— Тебе, я думаю, стоит сходить, Таппи. Он и тебя пригласил.

— Вряд ли он помнит меня; это тебя он хотел видеть.

— Не сомневайся. Иди, он тебя ждёт, он нормальный парень. Уверен, он будет рад увидеться с тобой. Думаю, он никогда не забудет человека, который отшил его по телефону!

Итак, вот и наступил этот день. Предупредив заранее людей Элвиса о моём визите, я стоял перед белыми башнями Грейсленда. Элвис был дома и встретил меня с радостью, такой же вежливый и обходительный, как и год назад.

— Рад видеть тебя снова, заходи, будь как дома. Познакомься, это всё мои близкие друзья.

Грейсленд изумлял. Я уже достаточно много времени провёл в Америке и повидал много самых невероятных домов и гостиниц, от гламура до сецессии, но Грейсленд поразил меня чем–то особенным. Первое, что мне привело в замешательство, может быть, вам покажется глупым, но это был диван. Такая невероятных размеров, белоснежная яркая штука, и такая длинная, что на нём могло свободно разместиться с десяток человек. Всё здесь поражало размерами, думаю, каждая вещь была раз в пять, по крайней мере, больше натуральной величины.

— Нравится? — вдруг услышал я голос Элвиса у себя за спиной.

— Красота.

Я стоял, как замороженный, не веря глазам своим.

— Это мой дом, знаешь, я здесь живу, — пошутил Элвис.

Мы вошли и расселись на этом диване. Всюду были люди, поодиночке, парами или небольшими группами, многие сидели вокруг огромного белого рояля прямо на полу, корчась от смеха. В большинстве это были мужчины, а те несколько женщин явно были жёнами или подругами остальных гостей. Элвис Пресли оказался тактичным и гостеприимным хозяином, и ему явно доставляло удовольствие, что все гости «занимались собой в расслабляющей атмосфере». Никаких групиз — только друзья. Может быть, у Элвиса и Питера Нуна было очень много общего, и они это чувствовали?

И снова поразил меня Элвис своей скромностью. Один из его друзей принёс целую бадью лимонада, и Элвис сам разливал напитки. Он был наиболее известным человеком в мире, и одновременно в нём не было ни на йоты, ни самомнения, ни самовлюблённости. Рядом со мной сидел скромно одетый человек, в джинсах и ковбойке, и мы разговорились. И когда он начал расспрашивать меня об Англии, к нам присоединился Элвис, его интересовало буквально всё, о чём бы я ни рассказывал. И мне показалось, что ему гораздо удобнее не быть центром внимания.