Род Вейнбер - Рок–роуди. За кулисами и не только

Но сразу, после первого же их выступления в Брайтоне, я понял, Айк и Тина не были обыкновенной эстрадной парой. Я могу с искренностью заявить, что Айк и Тина Тёрнеры, увиденные мною на сцене, волновали и заводили меня, как никто с кем мне пришлось когда–либо работать. Оказалось поистине бесценным оставить стабильное лондонское существование ради возможности каждый вечер видеть их выступление. В машине у меня был встроенный проигрыватель Филипс, не такой роскошный по сравнению с нынешними его сородичами, но в то время он был верхом совершенства электронной техники.

Самые счастливые моменты моей жизни связаны с проигрыванием сорокопяток тогда в машине, и возможностью петь вместе с Айком и Тиной, пока мы добирались до очередного места. Элвис Пресли, Битлы, старая классика соул и блюза, заводили их не меньше меня. Временами такие поездки казались мне даже лучше, чем сами их концерты. Незабываемые впечатления. И так как Айк с Тиной отдыхали в моей компании, с каждым разом наши переезды становились всё более и более приятными, наполняемые нашим смехом и песнями. У Тины, может быть, и тихий голос, когда она о чём–нибудь рассказывает, но слушай, дружище, что за чёрт в неё вселялся, когда эта девчонка начинала петь!

Конечно, сейчас, когда я пишу эти строки, заманчиво взглянуть на те дни, проведённые с Айком и Тиной в свете последних разоблачений их отношений и насилия, о котором Тина сказала, что испытывала на протяжении всего их замужества, но дело в том, что мне самому Айк Тёрнер понравился.

Не поймите меня неправильно, Тина мне тоже понравилась; у нас стало традицией каждое воскресенье ездить в Петтикоут—Лейн. Они полюбили Лондон и настаивали, чтобы после каждого выступления я отвозил их в столицу в их гостиницу, как бы далеко не заносил их гастрольный план. Я не был против; по крайней мере, я спал в своей постели, даже если мы возвращались только у утру.

Они выступали в Блэкпуле. Когда мы туда приехали, я отвёз прямо к пирсу, чтобы проверить звук. Я хотел убедиться, что всё уже готово. Впервые я работал с большим оркестром, включая медные духовые. Когда всё было проверено, мы решили найти приличное место, где можно было бы поесть перед концертом, так как после концерта времени у нас уже на это не было бы.

В шесть часов мы нашли приличный китайский ресторан. Ресторан открылся для посетителей незадолго до нас и почти все столики были свободны.

— Мы можем найти столик на троих человек? — спросил я парня–китайца за стойкой.

Вдруг перед нами возник другой китаец и замахал на нас руками:

— Нет–нет! Извините, но все столики сегодня уже заполнены. Для вас нет ни одного столика. Пожалуйста, уходите.

— Заполнены! Что вы имеете виду, когда говорите, заполнены? — спросил я, показывая на пустые столы. — У вас заказана частная вечеринка?

Парень за стойкой напрягся, и повторил:

— Как я сказать, мы заполнены! Пожалуйста, уходить прочь, кыш.

— Ладно, — произнесла Тина, легонько потянув меня за руку. — Пошли, найдём что–нибудь ещё; мы уже бывали здесь до этого.

Я посмотрел на неё с удивлением, и вдруг до меня дошло, в чём всё дело. Нам отказали потому что Айк с Тиной — чёрные! В ярости я схватил ближайший столик и швырнул его в угол.

— Это моя страна! — вскричал я. — И здесь тебе ничего не принадлежит, так почему бы тебе не отправиться обратно в свой Китай, в которым принадлежит тебе всё!?

Интересно, что возомнил себе этот скользкий ужасный тип? Пока Айк с Тиной пытались меня вытащить наружу, я метал в адрес этого парня страшные оскорбления, на которые мог быть только способен грузчик в порту. Он закричал что–то по–китайски, и из кухни выбежало ещё несколько китайцев, вооружённые топориками для рубки мяса.

— Ну, давайте, подходите, ну! — крикнул я им, приготовившись к сражению. — В чём дело? Уже испугались?

Я уже совсем вышел из себя и полностью потерял контроль. Тогда Айк взял и со всей силы пнул меня в сторону двери, и я вылетел вон. Дверь за нами тут же заперли на замок.

Когда Айку и Тине удалось меня полностью успокоить, мы нашли небольшую рыбно–мясную лавку и, сев снаружи за столики, сели обедать. Они улыбались, вспоминая мою недавнюю вспышку гнева, и разъяснили мне, что для них это имело очень большое значение и что им слишком часто приходилось сталкиваться с такого рода дискриминацией. Несомненно, слишком часто и даже незначительные возражения были не лучше. Этот случай ещё больше укрепил нашу дружбу. Я доказал им на деле, а не на словах, что цвет их кожи не имеет для меня ни малейшего значения, нечто такое, что они оба особенно ценили.

По выходным Айк оставался в гостинице, а я забирал Тину и водил её по воскресному утреннему базару, часто к нам присоединялась моя жена. Но никто из нас не мог состязаться с Тиной в страсти к столам со всякой рухлядью. К концу гастролей у неё накопилось столько разного барахла, что мне пришлось помочь ей упаковать его, чтобы отправить морским контейнером в Калифорнию. Не было никакой возможности перевезти это самолётом.

Но в этой паре роль весельчака всё же отводилась Айку. Это было не просто желание пошутить, это была настоящая страсть, даже если ему приходилось за это расплачиваться самому. Но к своим выступлениям он готовился очень серьёзно; это распространялось даже на его причёску. И это именно то из–за чего я испытал на себе его знаменитый вспыльчивый характер.

У Айка был некий ритуал перед каждым выступлением: перед тем как выйти из гостиницы он должен был всякий раз напомаживать свою афро–причёску так, чтобы волосы стояли торчком во все стороны. И чтобы донести такую причёску до сцены, он обвивал свои волосы материей, так что получался своего рода тюрбан. Только так, как он считал, можно было сохранить её. В мои обязанности входило предупредить его за десять минут до прибытия на место, тогда он осторожно разматывал тюрбан и представал перед ожидающей нас прессой и фотографами с великолепными блестящими волосами. Это было мне не трудно; я знал, под каким невероятным давлением находятся артисты, и работал со многими гораздо более самовлюблёнными исполнителями. И в этом Айк ни в какое сравнение не шёл с Малышом Ричардом.

Мы ехали в Стивенейдж. Погода была ужасная. Ливень стоял стеной, и мне стоило невероятных усилий, чтобы удержать машину на дороге, так как ветер буквально играл нами, как теннисным шариком.

— Вот это настоящая британская погода, — сказал я, пытаясь разглядеть дорогу прямо перед собой, так как дворники не справлялись с потоками воды. — Айк, мы всё ещё на верном пути, и будем на месте минут через пять–десять.

В зеркальце заднего вида я заметил, как Айк понимающе кивнул и начал медленно и осторожно разматывать свой тюрбан. Но погода диктовала свои правила, и продвигались мы слишком медленно. В какие–то моменты, я даже не был уверен, в ту ли сторону мы вообще едем. Наконец в свете наших фар появился дорожный указатель, я подрулил и остановился рядом с ним, но из–за потоков воды, льющихся по лобовому стеклу я не мог разобрать ни буквы, тогда, совершенно без задней мысли открыв окно, я высунул голову наружу, пытаясь прочесть надпись на указателе. Сильный порыв ветра, неся с собой потоки воды, ворвался внутрь через открытое окно и ударил прямо в лицо Айку. С заднего сиденья до меня донёсся отчаянный вопль, я обернулся, чтобы понять, что случилось. Великолепные волосы Айка ветер разметал по всему лицу, и афро–кудри спутались, несмотря на лак. Вид у него был полностью потерянным.