Род Вейнбер - Рок–роуди. За кулисами и не только

Вот почему я был несказанно удивлён, когда роуд–менеджер Джими, Джерри Стикеллз, вошёл быстрым шагом однажды утром в кабинет Майка Джеффери, крутя на указательном пальце связку ключей с самодовольной улыбкой.

— Вот, посмотри, что я только что получил от Джими, — сказал Джерри, бросая ключи на мой стол, и на его лице отразилась самодовольная ухмылка. — Мою очень собственную связку ключей от Корвета.

— Он у него всего неделю, — запротестовал я, стараясь не выдать свою зависть. — Не думаю, что он позволит кому–нибудь дотрагиваться до своей игрушки.

— Может быть, но мне он доверят, как никому другому, — обрезал Джерри и вышел, забрав связку.

Но моя зависть к Джерри, что он может пользоваться этим радужным Корветом быстро улетучилась, когда я узнал как Джерри его использует. Джими нравилась его блестящая игрушка, но совершенно не заморачивался, чтобы найти место её припарковать. Когда он отправлялся вечером, в какой–нибудь клуб, ресторан или на вечеринку, он просто старался подъехать как можно ближе. Дорожной полиции ничего не стоило убрать ненавистный им радужный Стингрей, припаркованный во втором ряду, или просто оставленный посреди дороги. И Джими нашёл выход, передав Джерри Стикеллзу вторую пару ключей.

Бедняге Джерри добавилось ещё забот. Уезжая на свои ночные приключения, Джими не беспокоило, что его машина будет отбуксирована, нанимал такси, которое благополучно довозило его домой до постели. На следующее утро Джерри отправлялся на полицейскую стоянку, где заплатив штраф, он возвращал автомобиль Джими обратно к его дверям. Джими не приходилось даже отрывать голову от подушки. Слишком много обязанностей навалилось на Джерри.

Нас также беспокоило, что Джими ездил без прав, так как вся ответственность перед властями за автомобиль Джими ложилась на нашу контору.

Как–то пару месяцев спустя я застал Джерри в нашем Нью–Йоркском отделении.

— Наслаждаешься ездой в автомобиле Джими, не так ли, Джерри? — спросил я его. — Наверное, это замечательное чувство, когда тебе доверяют свою игрушку. Я вот только что подумал, почему ты приехал на такси сегодня утром, разве тебе не понравилось кататься в сильном авто все эти дни?

— Мать твою, Таппи. Ты прекрасно знаешь, что я трачу уйму времени, перегоняя этот чёртов автомобиль с места на место.

Он потёр глаза и сверкнул ими.

— И что б я больше не слышал, что ты смеёшься надо мной. Разве я знал, что Джими легче заплатить штраф, чем правильно припарковаться?

Но деньги не всегда тратились так невинно. Джими стал тратить своё вновь обретённое богатство на алкоголь и наркотики, что очертило новый виток, выходящий из–под контроля. Он снова стал видеться с Кати «время от времени» и определил круг знакомых. Лично для себя я фильтровал всё, что слышал от Джими, имея в виду его затуманенность сознания из–за экспериментов с наркотиками и бесконечными ночами бузы. Не думаю, что он сам понимал, что говорил или делал, и я не принимал в расчёт все эти разговоры, да он возможно даже и не помнил об этом на следующий день. Но было одно событие, которое он не смог бы забыть, потому что оно изменило всю его жизнь, его музыкальную карьеру и нашло своё место в истории музыки.

Меня всегда удивляло, что в этих разговорах и слухах вокруг жизни и смерти Джими Хендрикса, я никогда не встречал правды о том моменте, когда они с Часом разошлись. Час, а никто другой, его нашёл и увидел в нём потенциал, и мысль, когда–нибудь расстаться со своим протеже из–за «разногласия в музыке» (обычным объяснением их отдаления) сама по себе нелепа. Думаю, пришло время рассказать правду об этом и не только потому, что я находился в самом котле музыкальной индустрии. Думаю, пришло время вам всем узнать, почему один из величайших музыкантов и его менеджер в итоге решили отойти друг от друга, и почему Час Чандлер вынужден был передать весь менеджмент в руки одного Майка Джеффери.

Это случилось одним ясным морозным зимним утром. Всё шло как обычно в нашем лондонском отделе Анимы. У Джими только что кончились гастроли, а Тони Гарланд к этому времени уже ушёл из нас, найдя себе другую работу.

По дороге на работу я зашёл в парикмахерскую на Джерард–стрит побриться. Там часто я встречал Генри Купера, чемпиона по боксу, также и в этот раз, наши кресла оказались рядом, и я поделился недавно услышанным неприличным анекдотом с этим человеком, уложившим самого Мухаммеда Али, пока Карлос осторожно брил опасным лезвием вокруг нижней челюсти смеющейся Генри.

По пути я купил свой утренний кофе и открыл дверь конторы. Генри Генроид пришёл буквально следом за мной, и мы сидели за нашими рабочими столами, а перед нами дымились наши пластиковые стаканчики с кофе. Генри потирал ухо, более похожее на цветную капусту.

— Подумываешь вернуться в большой бокс, Генри? — спросил я бывшего боксёра. — Вид у тебя, как если бы тебя спустил с лестницы сам Генри Купер.

— Нет. Я всего лишь представил, что ПМС и немки не совместимы, — сказал Генри, пытаясь улыбнуться, и вздрогнул, как если бы его в этот момент схватили за распухшее, фиолетовое ухо.

Генри был крепким парнем, но его немецкая подружка, похоже, оказывалась лучшей в коротких раундах, и не в первый раз Генри наносила увечье его подруга. Каждый месяц в одно и то же время он приходил то с подбитым глазом, то с кровоподтёком. Этот парень хорошо выучил, что надо держать язык за зубами, когда его фройляйн не в себе.

Мы с Генри поболтали ещё немного, но я был неугомонен и, вопреки холоду, проникающему через внешний коридор, приоткрыл дверь в контору, в надежде поймать взгляд проходящих наверх в студию Теренаса Донована Твигги или Крисси Шримптон; но эти супермодели шестидесятых, должно быть, в тот день не работали.

Я решил дать им ещё пару минут, допивая мой остывший кофе, и машинально чертил каракули на стопке бумаг, когда тень легла на мой письменный стол. Я поднял глаза и увидел Часа, застывшего в дверях.

— О, Иисусе, Час, ты меня напугал, я собирался там увидеть какую–нибудь красавицу, но никак не моего босса!

Не такая уж плохая шутка, но я тут же пожалел, что сказал её. Не подходящий момент я выбрал, чтобы развеселить в это утро Часа. Он взглянул на меня, подобно Зевсу, метающему молнии, и я подумал, что со мной произойдёт то же, что с Генри, когда он неудачно пошутил над своей немкой этим утром. Раздеваясь на ходу, он проследовал в свой кабинет, но от своего серого плаща до ковбойских сапог, вид у него был какой–то взъерошенный, как если бы он не приехал, а всю дорогу тащил себя на работу. Казалось, он даже не слышал, что я сказал ему.

— Свяжите меня с Майком Джеффери, срочно, — рявкнул Час сквозь зубы.