Эрик Бёрдон - Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке

Я чувствовал себя заключённым и строил планы побега. Меня угнетали тянущиеся бесконечно часы съёмок эпизодов этой Рождественской программы. Успел возненавидеть наши роли маленьких волчат с бутафорскими ушами и серую шерсть на наших лицах. Гримировали нас не менее трёх часов, сожравших наше утреннее время. М. Дж. всё ещё не терял надежды сделать из нашего лишённого кожи блюз–бенда поп–группу. Мне это совсем не нравилось. И я начал понемногу всех ненавидеть. Но похоже, все были другого мнения. Им даже нравилось. Час просто ошалел от близости Лайзы Минелли. Сиял как начищенный медный таз. Но всё когда–то кончается. Кончились съёмки на телевидении. Пришло время возвращаться к рок–н–роллу. Нам предстояло дать несколько концертов на севере штата Нью—Йорк. И снова мною завладело странное чувство среднее между паникой и безразличием. Чем–то необходимо было пожертвовать и этим чем–то был я.

Клаустрофобия. Не разорвать путы. Ни с кем не попрощавшись, я ушёл и направился в Центральный парк. Мне просто необходимо было увидеть моего любимого зверя. Вот и он, великолепный индийский тигр. Ходит взад–вперёд по своей клетке. Люди платят, чтобы увидеть его, этот символ дикой природы, свободы, бескрайних пространств. Увидеть его в безопасной для них клетке, так и я оказываюсь для них для всех безопасным с этой новой группой. И очень может быть, он уже давно свихнулся, проведя всю свою жизнь в тюрьме. От символизирует собой всё, что есть в моей жизни верного и неправильного.

Не знаю сколько времени я провёл у его клетки, ловя его гипнотизирующий взгляд. Но уже сгустились сумерки и зоопарк опустел. Я понимал, что уже опоздал на важное для всех выступление. Мне бы сейчас лететь на север, но я пропустил свой самолёт.

На следующий день М. Дж. устроил мне головомойку. Каким–то чудом ребятам удалось сыграть без меня этот концерт. При свете дня я осознал, как плохо я поступил с ребятами, бросив из на произвол судьбы. И я пообещал перед ними всеми до конца гастролей загладить свою вину. М. Дж. вздохнул с облегчением, как и все в группе. Оно были рады моему возвращению, и мы были снова вместе одной командой. Но несмотря ни на что всё по–прежнему шло наперекосяк. Начал высказывать нам своё возмущение Дейв Рауберри, видите ли, ему кажется, что ребята его сторонятся.

Всё прояснилось с нашим прилётом на Багамы. Там мы должны были познакомиться с нашим налоговым экспертом. Начнём с того, что поселили нас не в гостинице, а на яхте. Вот там то и пришёл конец нашим Animals. Все стали слишком разными. Нет с нами Алана. Ушёл и Джон Стил. Хотя и нравились мне влившиеся в наш коллектив ребята, но некое волшебство, которое связывало нас, испарилось.

Мы стойко выносили напряжение тяжелейших гастролей, но за такую адскую работу мы не получили должного вознаграждения. Невероятно, но мы получали по две сотни фунтов в неделю. Может показаться, что это большие деньги для тех лет, но это на самом деле мелочь по сравнению с капиталом, который делали на нас наши хозяева.

М. Дж. собирался рассказать нам о мешках денег, которые будут в безопасности лежать на наших счетах в офшорном хранилище. Вот одна из многих причин, почему мы торчим здесь, на яхте, параллельно записываясь на этой передвижной студии с новым продюсером, Томасом Вильсоном, у кормило, и нам казалось, что записи вроде Don't Bring Me Down будут иметь коммерческий успех. Всё говорило за это. И успех наших американских гастролей, и завоевание новых территорий, таких как Польша, например. Но понятие «коммерческий», угнетало меня, оно было для меня сравни «распродаже». Утрата волшебства — вот что важнее было для меня в тот момент, и если оно не возвратится, я просто по–английски уйду.

Безусловно находиться на Багамах и жить на яхте, ранее принадлежащей членам королевской семьи, было замечательно. Я мог бы там остаться навсегда, но где–то в глубине моей души я чувствовал, что мы никогда не увидим плоды нашего труда, живя там. Как–то утром выхожу я из своей каюты, измученный последствием чрезмерного возлияния прошлым вечером. Перед глазами всё ещё стоит картина отвратительной драки между нашим роуд–менеджером Таппи и Часом.

Они, что, все увольняются? Нам бы собраться в кают–компании. Иду по коридору, Тпппи на камбузе готовит завтрак.

Оказалось, страсти за прошедшую ночь не улеглись. Таппи стоит у стола с огромным кухонным ножом в руках, отрезая маленькие куски свежего мяса и бросая их через иллюминатор в Карибское море, где совершал свой утренний заплыв Час. Этим Таппи хотел, по–видимому, привлечь акул, надеясь, что они завершат произошедшее прошлым вечером. Чёрт, это уже перебор. Последняя капля. Всё. Ухожу. Днём, под полуденным солнцем, на верхней палубе, у нас у всех, включая остальных членов группы, был разговор с М. Дж.

Я сообщил им, что не собираюсь больше так продолжать. Что мне необходим глоток свежего воздуха. Чего–то совершенно нового.

— Думаю, поживу некоторое время в Лос—Анжелесе, — сказал я им. — Хотел бы создать совершенно новый ансамбль. Хочу борьбы, хочу чего–то психоделического, хочу нового звучания. А мы завязли и становимся мочой больного носорога.

Сказал и ушёл. Ушёл, пожав им всем руки. Трудно мне было им сказать всё это, но поступить по–другому я не мог. Этого требовало от меня моё внутреннее чутьё.

Получил письмо от одной подруги. Я познакомился с ней в Сакраменто. Теперь она жила в Сан—Франциско.

«Не поверишь, что здесь происходит, — писала она. — Приезжай, это надо видеть, прежде, чем будет слишком поздно. С любовью, Джуди Вонг».

Прыгаю в первый же самолёт и лечу в Сан—Франциско. Когда я там был в последний свой приезд, то была земля битников и холодного джаза. Только приземлился мой самолёт, сразу увидел произошедшие изменения. Даже в аэропорту молодёжь вся в цветастых одеждах, сандалиях на босу ногу, индейских головных повязках. Всюду длинные волосы и раскрашенные лица.

А вот и жёлтое такси. Протягиваю клочок бумаги юному длинноволосому «уродцу» за рулём. Взглянув на адрес, бросает мне через плечо, повернувшись ко мне лицом:

— Откуда прилетел?

— Из Лондона, — отвечаю, — через Багамы.

— Из музыкального бизнеса? — продолжает интересоваться.

— В точку, — отвечаю.

— Будешь играть в городе?

— Нет, просто осмотрюсь. Хочу отдохнуть. Моя подруга пишет, тут многое изменилось.

— Ну, значит, она тебе ничего не сказала, многое здесь только начинается, здесь много новой музыки, она нарождается прямо у нас дома, во Фриско. Прямо- таки на глазах у всех, тебе понравится. Особенно, если торчишь на старом добром блюзе и буги. Хочешь, довезу тебя до Билла Грэма в Филморе, это немного дальше, за старым Хайт—Ашбери. Слышал там сегодня вечером собираются играть джем. Старший Брат и Держатели Акций, Кантри Джо и Рыба — выступают сегодня в Филморе. Мой тебе совет — обязательно сходи туда.