Эрик Бёрдон - Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке

Дело Элмара Валентайна постепенно глохло. Я старался заглядывать в Виски, по крайней мере, дважды в неделю, просто, чтобы дать ему понять, что всё ещё поддерживаю его клуб, несмотря на то, что он хорошо знал, что джемовать хожу в Опыты.

Однажды вечером, захожу к нему, не спится, нагружен, зрачки расширены, ищу приключений. Принцесс и следа нет. Ехать в Говер в её замок в половине двенадцатого, видеть всех этих её уродов — нет, спасибо. И поехал обратно в Каньон. Проехал мимо Альвинии, тихо, свет погашен. Чёрт. Вывернул на улицу, вот и старый дом, где жила раньше Принцесс. Возбуждение не проходило, я вертелся как на сковородке в аду. Мне срочно нужно было кого–нибудь найти. И тут я вспомнил про одну блондинку, Максин, живущую неподалёку. Хохотушка. И всегда я у неё желанный гость. Вот незадача. у неё тоже темно. Я объехал вокруг, о! в спальне горит свет. И тут, как назло, выпитый мною виски смешался с химией в моих мозгах. Не осознавая насколько я нагружен и какую силу придали мне наркотики, я, видимо, слишком сильно нажал на входную дверь и очутился лежащим на ковре посреди прихожей.

Поднявшись на ноги, я увидел полоску света, сочащуюся из спальни. Преодолев ещё одну дверь, совершенно не задумываясь о своих действиях, я, чуть продвинувшись вперёд, схватился за медную ручку, открыл дверь, ввалился в комнату и грохнулся на кровать, раскинув руки.

— Чёрт бы тебя побрал, Бёрдон, ну и свинья же ты!

Острые кулачки забарабанили по моей спине и голове, затем две голые ступни упёрлись мне в живот и грудь и столкнули меня с кровати на пол. Скатываясь с кровати, я инстинктивно за что–то уцепился обеими руками. То, за что я зацепился, оказалось волосами Ли Оскара.

— Боже! Ты, маленький ублюдок. Как ты оказался первым?

Максин стояла на постели, её огромные сиськи не скрывала, а только подчёркивала ночная рубашка. Я поднялся, я был настолько нагружен, что не понимал, что делаю. Полагаю, что был в совершенном ауте.

Я сгрёб в охапку Ли, всё ещё не выпуская из рук его волос, и вытолкал его за дверь спальни в гостиную, с таким треском захлопнув её за ним, что слышно было, наверное, на другом склоне. Далее, не произнеся ни слова, я схватил Максин и, бросив её на постель с такой силой, что тело её почти всё зарылось в простынях, совершил над ней дикий, безумный, животный акт любви. И почти сразу отключился. Следующее, что я помню, это то, что меня разбудили лучи солнца, падающие прямо на моё лицо через окно спальни. Рядом спала Максин. Меня обуял стыд. Вскочив и быстро натянув штаны, с рубашкой в одной руке и ботинками — в другой я выполз из дома. На кушетке спал Ли Оскар. Домой я рванул по Брайер–драйву. Я проклинал себя на чём свет стоит, особенно, когда обнаружил, что забыл у Максин свои часы. Съедаемый чувство вины, я представлял себе, как буду возвращаться к ней за часами.

«Чёрт, чёрт, — выругался я про себя, — я заберу их в другой раз».

Я добрался до своей постели и почти в бессознательном состоянии зарылся в простынях.

На следующее утро стук в дверь. Я спускаюсь вниз, открываю дверь. Перед домом стоит Ли Оскар.

— Привет, Эрик, вот ваши часы. Вы забыли их там. Простите, — сказал он, — я не знал, что она ваша женщина.

Мы оба прыснули от смеха.

— Это не я был, — сказал я. — Боже, я не был способен контролировать себя прошлой ночью. Заходи, ли. Располагайся. Будь как дома.

И мгновенно мы с Ли стали хорошими друзьями. Он напомнил мне меня в молодости, a lost lonely muso in search of the end of the rainbow.

Страхи и дурные вибрации поползли вверх по склонам Холмов, добрались и до каньона Лорел. Из записки, приколотой к входной двери, я узнал, что Альвиния Бриджес улетела в Нью—Йорк. Многие мои друзья вернулись домой в Лондон. На пару концертов нам пришлось уехать из города, вернувшись, обнаружили, что ни телевизионной установки, ни плёночного студийного магнитофона, ни других ценных вещей дома не оказалось. Нас ограбили. Мы были в бешенстве.

Из заголовков газет мы узнали, что в двухстах ярдах от того места, где мы однажды с группой жили, в Беверли—Гленн, был найден пистолет, из которого Менсон совершал свои кровавые убийства. А копы всё ещё не знают, всех ли убийц они задержали или нет. Жесть. Я бежал в пустыню, и мотоциклы и багги стали моими новыми игрушками. На некоторое время я переехал в Пустыню и Стив МакКуин стал моим соседом. Пустыня великолепное место для творчества. На выходные все собирались у меня, где пыхтели над новым материалом для следующей пластинки. Похоже, она будет для всех нас последней. В группе начались брожения. Наш басист, Денни МакКулох, написал песню прямо лёжа у бассейна и был уверен, что она станет психоделическим гимном. Мне она сразу не понравилась и я чувствовал, что девать её мне некуда.

— Почему бы тебе самому не спеть её, Денни? — спросил я. — Мы включим её в пластинку в любом случае.

Он так и сделал, но когда впервые он услышал себя по радио, он выпал в осадок. Это стало началом конца второму поколению Animals. Скоро Денни заключит контракт с Капитолем и начнёт репетировать со своей собственной группой.

Получив аванс, он выписал свою девушку из Лондона, снял дом на Мулхолланд–драйв и купил Роллс—Ройс, старой модели, конечно.

Сразу после того, как мы скомплектовали нашу последнюю вместе пластинку, Денни ушёл с головой в репетиции со своей новой группой. Лето кончилось, приближалась зима, присылая перед собой ливневые грозы, слякоть и хаос. Самое время уезжать, но я не мог расстаться с соблазнами Голливуда. И решил, что лучшее, чем я могу заняться, это выбрать себе новое жилище. Им стал старинный особняк на Траусдейл—Эстейт, принадлежавший в своё время Борису Карлоффу. Карлофф из–за своего кинематографического амплуа всегда оставался тёмной тенью в моём воображении. И я был заинтригован тем, что дом его оказался полной противоположностью. Величественным, белым, светлым, с просторными залами и со вкусом обставленным в испанском стиле. Великолепный сад оканчивался бассейном, окружённым в стиле тридцатых бело–голубыми полосатыми тентами — отличным местом для барбекю.

Я приехал туда прямо с гастролей одним жарким летним вечером. Меня встречала Луис, верный секретарь моего в то время импресарио и показала мне мой новый дом.

— Уверена, тебе здесь понравится, Эрик. Вот кухня, не правда ли, она чудесна?

Через широкие французские двери вошли во внутренний испанский дворик.

— А вот замечательное место для приёмов, здесь ты, уверена, очаруешь многих дам, — она улыбнулась, вертя на пальце ключи от дома.

Первая необычная вещь, с которой мне пришлось столкнуться в этом доме, это небольшое окно, расположенное наверху, почти у потолка на одной из наружных стен, как раз напротив огромного камина. Оно было слишком высоко, чтобы кто–нибудь мог до него дотянуться и слишком маленькое, чтобы могло осветить зал. Мне стало интересно, это чисто архитектурная деталь или оно имеет какую–то определённую цель. Сижу, пыхаю, наблюдаю за горящими в камине громадными поленьями, жду Принцесс, а мысли так и вьются вокруг этого чёртова окна. Какую же цель, всё–таки, преследовали строители? Но вот и звонок в дверь, открываю, мерцает в лунном свете, стоит она, чуть ли не прозрачная.