Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

Император был занят тем, что комментировал кампании маршала Тюренна, Фридриха Великого, Ганнибала и герцога Мальборо, диктуя свои мысли графу де Монтолону. Мне он диктовал свои комментарии о кампаниях Цезаря и некоторые заметки о Ронья [295], аббате де Прадте [296]и о Жомини. Он занимался вопросами военно-полевой фортификации с гофмаршалом, свои заметки об этих проблемах он частично диктовал мне, при этом давая указания, чтобы я делал соответствующие рисунки. В одной из партий книг, присланных ему леди Холланд [297], оказались два небольших тома под заголовком «Воспоминания госпожи Дюран» [298]. Мне приходилось знать эту даму, когда она была в числе свиты императрицы Марии Луизы; она носила титул первой фрейлины: всего у императрицы в то время было шесть фрейлин. Мной овладело любопытство, и, пока император с жадностью просматривал книги, которые я разложил на столе около кушетки, где сидел император, я перелистал обе эти книги. В тот же вечер, когда император ложился спать, я вкратце изложил содержание этих книг, сообщив ему, что эта дама утверждает, что император никогда не являлся к Марии Луизе, не спросив ее, сшито ли ее белье из самого лучшего льняного полотна, потому что льняное полотно напоминало ему всегда носившую такое белье женщину, которую император горячо любил. «Что за чепуха! — воскликнул император, — мне нравилось красивое льняное полотно, потому что я хотел покровительствовать городу Сен-Кантен». На следующий день, когда я подобрал эту книгу, вместе с другими, разбросанными в беспорядке по ковру, я обнаружил написанные карандашом рукой императора, особенно на полях страниц первого тома, комментарии «фальшивка! абсурд! чепуха!» Я должен сказать, что, за исключением некоторых мест, заслуживших неодобрение императора, в целом книга написана с добрыми намерениями, и ее недостатки явились скорее результатом неосведомленности, а не недоброжелательности.

Много замечаний было сделано на полях книги «Переписка императора», опубликованной книготорговцем Панкуком [299]; и на полях книги Флери де Шабулона: император с удовольствием прочитал опровержение полковника Марбо [300]работы Ж. Ронья. Император высказался следующим образом по поводу этой книги: «Она написана молодым человеком, но именно так следует писать, чтобы ставить в тупик клеветников славы Франции». Эта книга заслужила упоминания ее автора в завещании императора, выделившего ему 100 000 франков с рекомендацией, чтобы полковник Марбо написал о кампаниях с 1793-го по 1815 годы.

«Написать иначе, чем Марбо, опровергая Ронья, — заявил император, — значило бы запятнать мундир». Когда ему на глаза попался сатирический памфлет, он прочитал его, часто прерывая чтение смехом из-за глупостей, написанных о нем. Если случалось, что кто-то присутствовал при этом, он обычно перечитывал вслух пассаж, вызвавший смех, и говорил: «Ну и чепуху подкидывают публике! Чего еще вы хотите! Ведь вещь надо продать! Время воздаст всем по заслугам за все это!» Если же книга была хорошо написана, даже если было в ней что-то против него, император заявлял с присущей ему честностью: «В книге есть хорошие места», — или: «Это хорошая книга».

Газеты сообщили об отказе города Рен принять статую Моро [301], которую правительство намеревалось воздвигнуть на одной из площадей города. «Это пример того, — заявил император, — как по прихоти министров монархи совершают ошибки. Национальной гордости жителей Рена будет нанесена обида, если им пришлют статую человека, убитого в тот момент, когда он находился в рядах врага».

Император предавался воспоминаниям о том, что во времена его детства создавало основу для воспитания хороших манер. «Беседа у камина перестала быть искусством во Франции, — утверждал император, — больше нет тех остроумных и оживленных разговоров, которые делали вечера такими приятными. Дух единой семьи потерян, и вместе с ним уважение молодежи к пожилым». Гофмаршал заявил императору, что присылка в Лонгвуд книг из его библиотеки никак не отразилась на манере его диктовки и что приводимые императором факты, а также даты событий, находятся в полном соответствии с проведенной гофмаршалом справочной работой на основе полученных книг. Император ответил ему: «Это все потому, что моя память полагается на сердце, и она хранит точные данные того, что дорого моему сердцу».

В минуты отдыха император предпочитал для легкого чтения следующие книги: «Поль и Виржиния», «Дон Кихот», «Манон Леско», романы мадемуазель де Коттен [302], г-жи де Суза [303], г-жи де Сталь и Карла XII, чье тело, как говорил император, так же как и его голова, было железным.

Внешне казалось, что состояние здоровья императора стало лучше; я однажды сказал ему об этом и выразил нашу общую радость по этому поводу. Император близко подошел ко мне, взял меня за ухо и сказал: «Не верь этому, сын мой. Мне предстоит жить недолго. Это находится как раз здесь, — заявил он, указывая мне на область своей печени, — природа даровала мне сейчас небольшую передышку; болезнь вновь возьмет верх и покончит со мной». Я был опечален словами императора, однако не поверил его пророчеству. Во всяком случае, желанный покой, часто нарушаемый губернатором, вскоре был прерван отъездом графини де Монтолон: графиня серьезно болела, и д-р Верлинг заявил, что местный климат не даст ей возможности выздороветь. Ее отъезд был решен в результате проведенной консультации, о чем сообщили императору. Этот отъезд лишал императора общества человека, которого он высоко ценил. Его светской жизни был нанесен сокрушительный удар. Благодаря своему уму, к которому он привык и который благотворно влиял на него, она обеспечивала так необходимое для него отвлечение от работы, и время, проводимое с ней, играло важную роль в его повседневной жизни. Ее дети своими играми вносили свежую струю в монотонную жизнь Лонгвуда: после ее отъезда император и вся колония Лонгвуда должны были испытать громадное чувство опустошенности. Император был всегда благодарен ей за то, что она вместе с мужем и ребенком оставалась пленницей в одной комнате только для того, чтобы быть поблизости от императора, когда мы переехали в Лонгвуд; отсюда и следовало его нежное чувство к этой даме.

Этот отъезд очень беспокоил графа де Монтолона, который отправлял свою супругу одну с тремя детьми и нянькой, не будучи уверенным в том, куда ее доставит корабль. Ее горничная оставалась на острове для того, чтобы выйти замуж за Новерраза. Император не хотел этого брака, так как считал, что он противоречит интересам человека, которому он желал только хорошее, а также лишит графиню де Монтолон помощи ее горничной в течение такого длительного путешествия. Госпожа де Монтолон настаивала на том, чтобы г-н де Монтолон оставался с императором. Она просила императора не противиться счастливому предложению, сделанному ее горничной Жозефине, остаться на острове Святой Елены и выйти замуж за Новерраза [304].