Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

Граф де Лас-Каз служил в свое время морским офицером, и император часто вызывал его к себе, расспрашивая о курсе, по которому следовал корабль. Для него стало очевидным, хотя ветер и без этого был неблагоприятным и кораблевождение — трудным, что корабль плывет не так быстро, как предполагалось; причину этого нам еще предстояло узнать. Во время этого плавания император обратил внимание на то, что граф де Лас-Каз носит только орден Примирения. Император вручил ему еще крест ордена Почетного Легиона, сказав при этом, чтобы он носил его, если он еще признает за императором право исправить свою оплошность, не пожаловав ему этой награды ранее. Во время первых дней плавания император не был подвержен морской болезни, чего нельзя было сказать о его офицерах и его свите, которые почти все заболели ею с самого начала плавания. 24 июля, прибыв в Торбей в 8 часов утра, император узнал, что генерал Гурго не получил разрешения от британского адмиралтейства высадиться на берег Англии и что ему запрещена Любая связь с берегом. Этот генерал доложил о всем случившемся императору, который ничего хорошего не увидел в отказе разрешить его адъютанту лично вручить британскому принцу-регенту письмо, которое он имел при себе. Капитан корвета «Слейни» [228], на борт которого был перевезен генерал Гурго после того, как корвет бросил якорь в Торбее, информировал генерала, что он получил приказ не разрешать генералу связываться с берегом и что сам капитан вручит письмо, которое Гурго должен был отвезти в Лондон. Как бы сильно генерал ни протестовал, все равно он своего не добился; корвет «Слейни», на котором он находился под наблюдением, можно было рассматривать как находившийся в карантине до тех пор, пока в том же заливе не бросил якорь прибывший «Беллерофонт». Сразу же по прибытии капитан Мэтленд направил курьера лорду Кейту [229], который находился в Плимуте. Одеваясь после сна, император выглянул из иллюминатора своей каюты и, увидев очаровательные домики, разбросанные вдоль береговой линии, заявил, что был бы рад жить в одном из них в уединении под именем Мюирона, одного из своих адъютантов, убитого в тот момент, когда он своим телом прикрывал императора, или под именем Дюрока [230], к которому он питал самые теплые чувства. Один из владельцев домов, которые так понравились императору, послал Его Величеству фрукты. Покинув свою каюту, император направился на капитанский мостик в сопровождении графа де Лас-Каза. Вокруг «Беллерофонта» собралось множество лодок с местными жителями, жаждавшими увидеть императора. Император, приблизившись к краю мостика, приветствовал их и в ответ услыхал возгласы одобрения. Несмотря на все эти благожелательные чувства местных жителей, им все же не удалось развеять зловещие предчувствия, охватившие наши души.

В ночь с 25 на 26 июля мы отплыли в Плимут, куда мы прибыли 26 июля, через десять дней после выхода из Рошфора и через двадцать семь дней после того, как покинули Париж. В Плимуте мы стали свидетелями гораздо большего скопления людей на небольших лодках. Море было буквально запружено ими на большом расстоянии от корабля. Несомненно, английские власти опасались интереса местных жителей к императору, в связи с чем был отдан приказ отгонять эти лодки подальше от корабля. Люди, которым вменили в обязанность выполнение этой задачи, взялись за дело с отвратительной жестокостью, не обращая внимания на возможные несчастные случаи, которые могли возникнуть при столкновении их лодок с лодками, переполненными мужчинами, женщинами и детьми, все они кричали от ужаса.

С момента появления императора на борту корабля с обеих сторон к двери каюты были приставлены два охранника; один из них, ирландец по рождению, выбрав минуту, когда он считал, что за ним не наблюдают, перекрестился, дав мне понять, что он католик, и шепотом сказал: «Святая Елена плохо для императора». Первый стюард капитана Мэтленда, бывший на берегу и вернувшийся на борт корабля, сказал мне то же самое. Я хранил эту печальную новость при себе, но верил в возможность депортации, слух о которой циркулировал еще на острове Эльба, поскольку это было идеей Венского конгресса. В этот момент враги императора заходили еще дальше: на своем совете они обсуждали вопрос о том, не могут ли они передать императора в руки Людовика XVIII, чтобы тот насладился местью. Как говорят, свою страну от этого позорного поступка спас герцог Сассексский [231]. Мы старались прочитать судьбу, ожидавшую нас, на лицах тех, кто сходил на берег. Капитан Мэтленд, когда он вернулся на борт корабля, не мог скрыть охватившего его смятения и был чрезвычайно подавлен печальными новостями, которые он был обязан сообщить. Его молчание в ответ на каждый вопрос было слишком многозначительным, чтобы не ошибиться в истине. И если еще оставались какие-то иллюзии, то письмо леди Клаверинг [232]графу де Лас-Казу и информация, секретным образом полученная герцогом Ровиго (Савари), развеяли все сомнения относительно судьбы, которую союзные монархи предназначали для императора.

Утром 27 июля рядом с нами бросил якорь фрегат «Евротас» [233]; немедленно стали распространяться слухи, что ближайшей ночью фрегату предстоит похитить императора. Императору было известно об этих ходивших слухах, но своим поведением он не дал никаких поводов для того, чтобы люди могли поверить в то, что он хотя бы немного принял на веру подобную вероломную сплетню. Более того, он, казалось, не сомневался в своем доверии британской справедливости. В тот же день капитан Мэтленд сообщил гофмаршалу, что он только что получил приказ переправить на борт фрегата «Евротас» всех офицеров, которые не имели отношения к личному персоналу императора. Это решение британского кабинета министров должно было быть объявлено лордом Кейтом в течение дня; тревожное состояние все более охватывало нас. Лорд Кейт, действительно, прибыл на борт «Беллерофонта» 28 июля с получасовым визитом к императору, но это был визит вежливости, и лорд Кейт ни словом не обмолвился о намерениях британского правительства. И только через три дня, 31 июля, этот адмирал и заместитель государственного секретаря Банбери [234]прибыли на борт «Беллерофонта» и просили чести быть принятыми императором. Они были представлены императору, оставались с ним около тридцати минут и ушли, оставив на столе следующее официальное заявление британского правительства, после того как устно сообщили ему перевод этого документа:

«Так как представляется целесообразным, чтобы генерал Бонапарт знал, без какой-либо дальнейшей задержки, о намерениях британского правительства относительно его личности, то ваша светлость (адмирал Кейт) сообщает ему следующую информацию: