Вениамин Додин - Навстречу солнцу

На первом этаже дома холл, большая ванная комната, где кроме всего прочего есть прямоугольный высокий «бассейн». И в нём, после купания в обыкновенной ванне, семья «балдеет» в… кипятке. Как я — в «Сакура»!

Второй этаж. Здесь расположены две большие комнаты и маленький балкон. Если необходимо, холл внизу перегораживается и превращается в две комнаты. Площадь их можно увеличить, раздвинув стены коридора.

Дом забит всевозможной бытовой и видео–аудио техникой. Маленькому Такааки разрешается «пользоваться» ею как ему вздумается. Очень важное место в японском доме занимает кухня. Я испытал это на себе…

Прибежав из студии, Макико за двадцать минут наготовила Бог знает сколько блюд. Ей помогала мама Хироко. Конечно, на столе появилась жаровня с непременным скияки. Ну и… ставшая моим любимым блюдом китайская лапша с креветочным, грибным, мясным, — и с чем–то ещё, совершенно потрясным по аромату и вкусу, — супом… Ел бы, ел бы…

Ещё я увидел: и у Макико с Юри, как и у всех, в чьих домах мне пришлось быть, в шкафчиках накапливались увеличивающиеся со дня на день вороха газет и журналов с моими интервью и изображениями. В первые дни это обилие макулатуры не раздражало. Наоборот, вызывало прежде незнакомое чувство этакой приподнятости. Однако печатная продукция напирала. И я пожаловался Макико…

— Так ведь такого на моей памяти ещё не было, — явления к нам в Японию человека, которого бы так любил, которым бы искренне, а не из–за моды или рекламы, так восхищался весь народ! — запротестовала она. — Уж это–то вы, Бэна–сан, должны понять!

Понимал. Но… привыкнуть так и не сумел.

Вскоре мы с Ясуо Найто и Хаджиме Озака, «местоблюстителем» «Киодо ньюс сервис», побывали в гостях у Наоми Родриг, представительницы «Идиот ахронот» в Японии. Мы отпустили машину и прошлись пешком по удивительно уютному району Токио Йотсуя, где среди зелени великолепных парков вкраплениями каменных драгоценностей виднелись церкви множества конфессий. Мимо нас мчались велосипедисты — сотни, быть может, тысячи…

Уютнейшая европейская квартира на третьем этаже. Тяжелая итальянская мебель. По стенам — Монэ, Дега, Кандинский… Ещё кто–то. Акварели Ясеневой /?!/, — «штучки», вообще–то, редчайшие даже в России. Вазочки. Вазы… Орешки с вином. Водичка с газом. Чай — очень умело заваренный. Сама хозяйка «вся из себя». Пустой разговор. С попыткой, однако, уяснить: кто же таки я такой? Объяснил — кто. Понял — не поверила: кем–то прочно накачана. Очень мило попрощалась. Проводила, вызвав нашу машину с атлетами, которые и… скучали и у дверей её: квартиры, и внизу в подземном гараже.

… Снова встречи в «Сакура». Снова пресс–конференция: представление прессе и телевидению Программы моего пребывания в Японии. Посещение Миссии отдела Найто–сан в «Синкей шимвун». В: гостях: у Морихиде Секи — великого мастера хроники. Он — постоянный глава «Киодо Телевижн», что днём и ночью сопровождает меня «по поручению Правительства Японии» — сказали…

Наконец, долгожданная встреча с легендарным «оператором Императора» Кейсуке Табата из «Центра теленовостей Киодо ньюс», другом Акахито, главой Цеха операторов–документалистов Японии! Встреча короткая: с завтрашнего дня и до последней минуты на земле Японии мы с ним не расстанемся.

Ещё приём у Юджи Накайя — руководителя «Киодо ньюс сервис». И, когда я почти помирал от голода — Официальный обед в Древнем японском ресторане–клубе! Прощание с сопровождавшими меня токийцами…

И в 16.00 отбытие «Ночным спальным экспрессом» в Нагасаки. Сопровождают меня группа Ясуо Найто; телевизионные группы Морихидо Секи из «Фуджи телевижн»; «корпус» Кейсуке Табата; руководители Отделов внутренних новостей Хироши Имаи, прилетевший из Бонна для первого интервью в Западной Японии /Нагасаки/ потому, что первым в Москве увидел меня и говорил со мною; Тсуоми Сайто — московский корреспондент Синкей шимвун»; Шин Токива — главный редактор «Синкей шимвун»; Калев Накашима, руководитель Библийского семинара в Токио и Иерусалиме; Кейсуке Митцумото, руководитель группы фотографов и Юджи Накава, директор «Синкей шимвун».

Вот для этой компании и зафрахтован был двойник «Спального экспресса».

В разговорах, разглядывании проплывавших мимо окон поезда конечно же совершенно необычных для меня пейзажей окончился день, После ужина мои спутники, оставившие меня днём один–на–один с величественной природой, внутри которой летел вагон, вновь принялись за меня: их интересовала моя жизнь, но только не детали «дружбы и юности» в ГУЛАГе, а меня… — Сетонаикаи Национальный парк, сказочные острова которого уносились в ночь…

Весь следующий день просидел я у окна, вглядываясь в фермы, деревни, города Кобе, Химеджи, Окаяму, Фукуяма, Куре, Хирошима… И в волны проливов меж островами Хоншю — мы ехали по его южному берегу — и Шикоку. А в меня в это время вглядывались объективы камер… Но ночь брала своё.

… Уже начало светать. Покой наплывал синим светом ламп. Покой шел от заглушаемого добротной изоляцией перестука колёс. И я засыпаю, тотчас убегая во сне, как от конвоя, от красных точек у нацеленных в лицо камер–стволов… Но… ведь это люди Кейсуке Табата снимают фильм о нашей поездке, и мешать им нельзя… Вечером, перед постелью, я, — устав за долгий день от их съёмок, — сказал ему: — Не надо, Кейсуке… Это никому не нужно — все: это пустое мельтешение… Не надо… Бога ради!

— Надо! — После недолгой паузы ответил он. — Это нужно! Это стоит дороже всех самых красивых и важных эпизодов с кем угодно!… Главное же — вовсе не мы смотрим на вас:… Это Япония всматривается в ваше лицо. Ей необходимо увидеть его своими глазами! —

Занятно! Но ведь те же самые слова услыхал я совсем в другом месте и вовсе не «от японца с фресок», как назвал для себя этого удивительного человека. Услыхал от шведки — дочери моего лагерного друга Магнуса Стерка, которого вечность назад несколькими «порциями» своей крови вытащил из мёртвых. Осенью 1942 года он умирал на Безымянке. Моя кровь, кусочки полугнилой рыбы, ломтики хлеба от моей пайки, — это всё, чем я мог спасти его. В то время я один способен был помочь выжить лишь одному человеку. Только! И вот, на конгрессе по строительству на Севере, ко мне подошла пожилая женщина, посмотрела в глаза, дотронулась до моей руки:

— Я Марта—Мария… Вы не можете меня знать… Не вспоминайте. Но вы были другом моего отца… Магнуса… — И заплакала беззвучно… Успокоившись, сказала: — Понимаете, я уверенна, что вы — это вы. Я очень долго искала вас. И было бы страшно, если, вдруг, это… не вы, Додин… Но это вы, вы! Отец вернулся к нам в 1956 году. Он понимал, что вам в вашей истерзанной большевиками стране тяжко… И если вы еще живы, — нет, нет, — отец убеждён был, что вы живы! Потому искал вас повсюду… Вы рассказывали ему, что у вас родные в США где–то, так он и там, в Америке, вас искал… И вот, не дожил до сегодняшнего счастливого дня ровно шести месяцев… Больно… Обидно… Но я дожила увидеть Вас! Дожила!