Роберт Колдер - Уилли [Сомерсет Моэм: Жизнь и творчество]

Памятный случай произошел в апреле 1952 года, когда у Моэма гостили Ивлин Во с Дианой Купер. На вопрос писателя, что он думает о человеке, имя которого он назвал, Во со свойственной ему бесцеремонностью выпалил: «Гомосек и к тому же заика». «Казалось, — вспоминал сам Во, — все лица на висящих на стенах полотнах Пикассо побледнели, но Моэм не подал вида, что обратил внимание на его бестактность».

Несмотря на возникавшие порой напряженные моменты, приглашение на виллу «Мореск» считалось большой честью и многие стремились получить его; даже те, кто позднее отзывались о пребывании в гостях у писателя неодобрительно, впоследствии охотно принимали его приглашения. Моэм действительно был рад гостям. Он был особенно внимателен к знакомым после введения правительством Англии ограничений на обмен валюты, сознавая, что только благодаря ему они имеют возможность совершить путешествие за границу. Он встречал каждого прибывшего у входа, будучи, по словам Гарсона Кэнина, «воплощением гостеприимства». Его радушное отношение, располагающая улыбка сразу же создавали атмосферу, при которой гость ощущал себя в его доме уютно.

Моэм любил принимать гостей еще и потому, что они приносили с собой на Лазурный берег частичку лондонской жизни, с которой он уже давно утратил связь. Многие не могли понять, почему он терпел и даже получал удовольствие от общения с доживающими свои дни на Ривьере богатыми и обедневшими представителями королевских династий, которые были только тем и заняты, что обсуждали вопросы о деньгах и ухода за садом. Писателю действительно нравилось общаться с ними: причина этого объяснялась возможностью наблюдать за их причудами, отдельные из которых он в мягкой сатирической манере представил в «Трех толстушках из Антиба» и в «Острие бритвы».

К тому же Моэм сам не был лишен снобизма: ему льстило вращаться среди титулованных знаменитостей. Он отдавал дань и сплетничанью, хотя интерес к светской болтовне объяснялся его любопытством к изучению человеческой натуры, что давало ему сюжеты для его маленьких шедевров.

Однако, как бы Моэм ни любил светские разговоры, он внимательно следил за литературной жизнью Лондона и предпочитал беседы с интеллектуальными и остроумными людьми. Список приглашенных им лиц возглавляли те, кто мог оживить застольную беседу глубокими суждениями о литературе и искусстве. Первыми среди них были эрудит Раймонд Мортимер, декан Кембриджского университета Джордж Рейлендс, профессор философии Колумбийского университета Ирвин Эдман, директор Музея современного искусства Моно Уиллер, историк и искусствовед Кеннет Кларк, художник Джеральд Келли.

Одна из главных причин такого активного общения с «сильными и умными мира сего» именно на вилле «Мореск» состояла в том, что здесь ее владелец мог чувствовать себя на равных со всеми. Хотя он постоянно вращался в литературных и общественных кругах по обе стороны Атлантики, его заикание и застенчивость не позволяли ему быть свободным в обществе, где правила и тон задавали другие. Но на вилле, на мысе Ферра, он находился у себя дома, мог сам создавать условия, навязывать свой распорядок и влиять на обстановку. Он работал, когда хотел, общался с гостями, когда и сколько хотел, и покидал их, когда уставал или начинал испытывать скуку.

Если роскошь и атмосферу благопристойности на вилле «Мореск» обеспечивал Моэм, то на долю Джеральда Хэкстона, особенно в первые годы после переезда писателя, выпало создание для гостей уютной обстановки. Он готовил коктейли, организовывал прогулки на яхтах по морю и всегда был готов разрядить неловкую обстановку, создаваемую порой сдержанными манерами Моэма.

Однажды в 30-х годах Хэкстон выиграл 1000 фунтов стерлингов в казино и закатил для всех гостей и прислуги шикарный обед в Монте-Карло. Иногда он, казалось, служил заводилой, почти шекспировским шутом, который своей непочтительной колкостью подзадоривал своего благодетеля. Артур Маршалл вспоминал обед, на котором присутствовали Герберт Уэллс, Штерн и писательница Элизабет Рассел. Когда все гости заняли места за столом, Моэм попытался начать разговор словами: «Я только что принял горячую ванну». Хэкстон, который к этому времени успел пропустить не одну рюмку, с презрением фыркнул на это показавшееся ему неудачным начало разговора, наклонился вперед и громко произнес: «А оргазм ты успел поймать?» За столом воцарилась тишина; ложки, которыми мы ели авокадо, застыли в воздухе. Моэму был задан вопрос и ему предстояло на него ответить, каким бы трудным он ему ни казался. По его лицу прошла судорога, пальцы лихорадочно мяли салфетку. «„К-как-то не успел,“ — промямлил он. Мы продолжили обед как ни в чем не бывало».

Хотя Хэкстон мог позволить себе подобную возмутительную выходку, на вилле «Мореск» никогда не ощущалось ни малейшего намека на гомосексуальные отношения. Большинство гостей знали об их связи, но вопрос о гомосексуализме никогда не обсуждался, а любые интимные отношения носили осторожный характер. Моэм следил за соблюдением правил приличия, и любому, предпринимавшему попытку вступить в неподобающие связи или привести с собой случайного знакомого, предлагалось немедленно покинуть виллу.

Своим поведением Моэм не давал никаких оснований для подозрений. Несколько молодых литераторов, посетивших его на вилле, на какое-то время стали его любовниками. Одним из них оказался молодой привлекательный журналист Годфри Уин, с которым Моэм познакомился в Лондоне в 1928 году во время игры в бридж. В 20-е годы Моэм имел близкие отношения с писателем-драматургом Биверли Николсом, обладавшим привлекательным юношеским задором. Моэм как-то предложил Николсу совершить с ним кругосветное путешествие. И хотя тот отказался от предложения, он часто посещал Моэма на его вилле вплоть до опубликования писателем его мемуаров «Оглядываясь назад» в 1962 году.

В 1928 году у Моэма устанавливается более прочная, чем с Николсом, связь с Аланом Серлом, которая приобретет с годами более глубокий характер и будет продолжаться до самой смерти писателя. Сын лондонского портного, Серл вырос в Бермондси. Когда Моэм встретил его, тому было двадцать три года. Это был очень привлекательный молодой человек с тонкими чертами лица, хрупкого телосложения и темными вьющимися волосами. С первого взгляда почувствовав расположение к своему новому знакомому, Моэм спросил его, что он хочет от жизни. Тот ответил: «Приключений и путешествий». Писатель пригласил его к себе во Францию. Семья Серла, не одобрявшая этого знакомства, испытывала ужас от того, что он станет приятелем стареющего писателя-гомосексуалиста. Но Серл принял приглашение, и с того момента уже редко виделся с семьей. Будучи якобы секретарем Моэма, Серл вел дела писателя в Англии с 1929 по 1945 год, когда он окончательно переехал к писателю в Америку, где Моэм в то время жил.