Роберт Колдер - Уилли [Сомерсет Моэм: Жизнь и творчество]

В конце 20-х годов после развода Моэм переехал к себе на виллу. Острота отношений с Хэкстоном, очевидно, ослабла. Первые признаки этого охлаждения проявились у более молодого спутника писателя. В 1933 году Моэм в письме Артуру Маршаллу признавался, что «Джеральд теперь ближе к бутылке, чем ко мне». Хотя страсть исчезала, но на смену ей не пришло безразличие, и они оставались лояльны, если не верны, друг другу.

Один из друзей Моэма как-то заметил, что переезд писателя на Ривьеру фактически означал его разрыв с окружающей реальностью, по крайней мере с жизнью Англии. Его самым острым восприятием жизни явились первые пятнадцать лет в начале столетия. Всю остальную часть жизни он по сути прожил под влиянием идей, усвоенных в этот период. По словам Уэйна Ивановича, во время первой встречи с Моэмом на свадьбе Грейс Келли и князя Ренье в 1956 году писатель спросил своего нового знакомого, что тот думает о его смокинге, а затем показал этикетку портного на внутренней стороне пиджака. На ней стоял год пошива — 1906.

Было совершенно естественно, что первый роман, вышедший из-под пера Моэма на вилле «Мореск», представлял собой ретроспективу литературной и общественной жизни Лондона, которую он знал в прошлом и от которой он теперь все более отходил. Давно собираясь написать о Сю Джоунс, он усмотрел возможность ввести ее образ в произведение о писателях и литературной среде. Роман «Пироги и пиво», законченный в июле 1929 года, стал его любимым произведением из-за легкости, с которой он ему дался, и удовольствия, которое он получил, работая над ним. Правда, он соглашался с мнением большинства о том, что «Бремя страстей человеческих» останется его самой значительной работой.

Моэм стремился создать сатирический роман о претенциозности и пустоте литературных и общественных кругов Лондона. Поэтому использование Сю Джоунс как прототипа Рози было блестящей находкой. С поразительной легкостью ведя рассказ от имени Эшендена, Моэм описывает его детство, проведенное в Блэкстебле, где познакомился с Рози и ее мужем, писателем Эдвардом Дриффилдом. В душной атмосфере провинциального города и семьи дядюшки Эшендена непринужденность и пренебрежение к условностям в поведении Дриффилдов и их друга, лорда Джорджа Кемпа, кажутся шокирующими. Неожиданно Дриффилды исчезают из города. Эшенден вновь встречает их, когда поступает в медицинский институт Лондона. Ведомый опытной рукой миссис Бартон Траффорд, Дриффилд становится знаменитым новеллистом, а Эшенден заводит роман с красивой, но лишенной строгих моральных норм Рози. Дриффилд постепенно погружается в жизнь литературной богемы и утрачивает необузданную пылкость молодых лет. Рози покидает его и убегает в Америку с лордом Кемпом.

Рози — один из самых замечательных образов в литературе XX века и, пожалуй, самый жизненный из женских образов, созданных Моэмом, начиная с Лизы, Берты Крэддок, Салли Ательни, Бетси Уэлдон-Бернс и кончая Сюзанной Рувьер в «Острие бритвы». Испытывая, как и они, любовь к жизни, наделенная от природы фонтанирующей энергией и жизнерадостностью, Рози — самая эмансипированная из всех его женщин-героинь.

После выхода романа «Пироги и пиво» Франк Суиннертон утверждал: «Моэму как новеллисту ныне нет равных. В течение нескольких месяцев после публикации романа все писатели-современники оказались на голову ниже его». Буквально на следующий день после появления романа имя Моэма снова было у всех на устах в связи с успехом, выпавшим на долю его новой пьесы «Каролина», представлявшей собой самый резкий протест против цепей брака. В пьесе средних лет бизнесмен, уставший от убивающего в нем все живое окружения, от вечных забот по обеспечению роскошной жизни для нелюбящей и изменяющей ему жены и двух детей-пустышек, нарочно доводит руководимую им компанию до банкротства, затем оставляет жену и детей и скрывается в Америке.

Поставленная в лондонском театре «Водевиль», пьеса шла непрерывно 168 вечеров. Моэм присутствовал на репетициях в сентябре 1930 года, но, по словам занятого в пьесе Джека Хокинса, «как всегда, не вмешивался в постановку пьесы, оставаясь исключительно предупредительным и учтивым». После премьеры режиссер резко высказался против игры Маргарет Худ, впервые выступавшей на сцене этого прославленного театра. В памяти Хокинса на всю жизнь остался акт великодушия, проявленный Моэмом, о котором актер вспоминал много лет спустя:

«Когда на приеме по случаю премьеры мы все направились к столу, Моэм поинтересовался:

— А г-где эта малышка?

— Наверное, осталась в театре, — высказал кто-то предположение.

— П-почему?

— Она немножко расстроена.

Моэм нахмурился и тут же послал своего шофера с поручением доставить актрису на банкет. До ее приезда Моэм спросил у режиссера, что так расстроило актрису. Тот признался, что остался недоволен ее игрой и прямо сказал ей об этом. При этих словах лицо Моэма приняло холодное выражение. Он пригрозил режиссеру, что если тот попытается произвести какие-нибудь изменения в составе актеров, театр потеряет право на постановку пьесы.

Когда Мэгги, вся заплаканная и жалкая, появилась на приеме, Моэм усадил ее справа от себя за столом и провел с ней весь вечер за беседой, как если бы она была исполнительницей главной роли».

Это проявление чуткости и участия не было единичным случаем. Когда Фредерик Рафаэль, тогда еще делавший только первые шаги в литературе, гостил у Моэма, маститый писатель проявил по отношению к начинающему коллеге необыкновенную предупредительность, лишенную какой бы то ни было снисходительности. Рафаэль вспоминал позднее: «Более всего мне запомнилось, что он вел себя так, будто мы были коллегами. Трудно представить более доброжелательное и располагающее отношение к абсолютно неизвестному молодому человеку, к тому же не издавшему еще ни одной книги».

Биверли Николс, описывая Моэма, каким он его знал в 1927 году, указывал на «незаметную благотворительность» и «застенчивую щедрость» писателя. Его действия часто принимали характер не только совета или словесного поощрения лиц, с которыми он сталкивался в жизни. В 40-х и 50-х годах, когда молодой писатель Джордж Баллок болел туберкулезом, Моэм регулярно оплачивал его счета за лекарства и лечение в санаториях. Когда Джордж Реймонд обратился к Моэму с просьбой пожертвовать средства для театра «Кембридж артс», тот ответил: «Ты же знаешь, что я не могу отказать тебе ни в чем» и тут же выписал чек на 300 фунтов стерлингов.

Моэм как-то узнал от своего издателя, что Ричард Олдингтон, произведениями которого он восхищался, но с которым не был близко знаком, испытывает «горечь одиночества и живет на грани нищеты» где-то в центральной части Франции. Зная, что Олдингтон из-за свойственной ему гордости и упрямства ни за что не согласится принять подарок открыто, Моэм договорился с издателем Хайнеманом заказать Олдингтону книгу, аванс за которую Моэм согласился оплатить сам. Затем, покрыв значительное расстояние, он приехал поздравить его и передать деньги, но Олдингтон, догадавшись, что Моэм его обманывает, отказался принять аванс, сочтя этот жест благотворительностью.