Людмила Зотова - Дневник театрального чиновника (1966—1970)

Начинает доклад со стандартного заявления об обострении идеологической борьбы в мире, что искусству в этой борьбе принадлежит важнейшее место. Очередная болтовня о соцреализме и его положительном герое, который не противостоит обществу, а «достойно представляет его». Что этот разговор особенно важен в связи с событиями в Чехословакии. Упоминает и Роже Гароди с его безбрежным реализмом, что «все это напоминает о необходимости держать в чистоте идеологическое оружие».

Рассказывает о положительных примерах истории молодого человека в советской драматургии. Потом о том, что в современной драме у многих авторов происходит облегчение и обеднение темы коммунистического воспитания молодежи. Собирается проследить все, о чем он говорил, на примере драматургии Радзинского, так как «в творчестве этого несомненно даровитого, способного автора ярче выявляются серьезные изъяны молодой драматургии». Разбирая пьесу «Снимается кино», не оставляет от нее камня на камне, пьесе «104 страницы про любовь» отказывает в нравственной чистоте, про пьесу «Обольститель Колобашкин» говорит, что в ней «еще более назойливо прозвучала тема — конфликт личности и общества» и что вообще пьесы Радзинского представляют тенденцию мещанскую, идущую вразрез с эстетикой соцреализма, а апофеозом этой тенденции служит последняя пьеса Радзинского «Чуть-чуть о женщине».

Дальше докладчик говорит об Эфросе, «который стал единственным постановщиком пьес Радзинского на столичной сцене и вместе с автором коверкал творческие индивидуальности актеров и исключал возможность для них быть воспитателем своего сверстника».

Потом Абалкин переходит к той драматургии, что противостоит «мещанской тенденции», и приводит в пример инсценировку повести А. Калинина «Цыган», поставленную в год 50-летия Октября в 80-и театрах страны, и объясняет это тем, что «она наиболее полно отвечала духовной потребности зрителя». Вот так потребности! Говоря о Москве, в пример ставит «Невесту» А. Чаковского в театре Гоголя. Ужас! Походя лягает «Тарелкина», «Доходное место» и «Три сестры» и хвалит «Разорванный рубль» Антонова в театре Пушкина и «Меру истины» Волчека в театре Ермоловой, которые дороги ему тем, что «в них заложена самая положительная тенденция сценического искусства: говорить со сцены о нравственной убежденности, нравственном самосознании молодого человека», при этом у него все-таки хватает ума хотя бы оговориться, что он не говорит «об их исключительном художественном совершенстве». Дальше клеймит тех, кто за общечеловеческие идеалы. Наконец добрался до Розова — о просчетах в «Традиционном сборе».

Когда в докладе пошла речь о творчестве Радзинского, смеясь, ушли Ливанов и Станицын. Выходил курить Товстоногов, которому Синянская передала пьесу Рамзина «Обратный счет». После перерыва Товстоногов сел с нами. Люда ему говорит: «Как бы Вы не простудились». (А мы сидели в дверях.) Он: «А Вы?» Я: «Ну, мы люди маленькие, а без Вас искусство сразу потускнеет». Он: «Только без иронии. Моя статья о классике лежала в „Правде“ с июня, звонили и просили вставить слова, осуждающие „Три сестры“, и „Доходное место“, я не согласился, тогда они вставили другое». Я: «В такое время не надо писать». Он: «Правильно». Люда начинает его защищать, а он в ответ: «Нет, она права». Потом мы «разогрели» Товстоногова, и он выступил, да как даст, а сначала выступать отказался, как и Завадский.

Я же записывать больше ничего не стала, ведь у меня будет стенограмма, а Абалкина записала по привычке [29].

Звонок Владыкина о том, что Евтушенко прислал телеграмму на «высочайшее» имя, что если 18 октября «Братскую ГЭС» снимут, то он будет будоражить общественное мнение. Паника. Кто велел снять? Выяснили: вроде Верченко из горкома. Владыкин спрашивает Шумова, были ли протесты при отмене спектакля на Бронной.

Восторги Живкова (Болгария) по поводу «Большевиков» не очень разделяют «наверху»: «А не было ли это ошибкой — пустить эту пьесу за рубеж, когда нет по ней единого мнения?» До «самого верха» этот вопрос с кем-то не согласовали. Сейчас какой-то зарубежный режиссер хочет посмотреть спектакль в «Современнике» чтобы его скопировать, но его приезд специально оттягивают.

Вчера я была на «Людях на болоте» в постановке Эрина. 11 октября — на «Жаворонке», куклы-люди играют, понравилось. Сегодня «Тайное общество» в ЦТСА. Позвонили из «одного места» на Бронную и велели играть «Братскую ГЭС», отменили отмену, и играли.

Шумов рассказал, что Доронина была у Фурцевой и рыдала, почему пьесу мужа, Радзинского, «Чуть-чуть о женщине», не пускают, она скоро не сможет играть молодых. Фурцева вызвала Владыкина и кричала на него так, что слышно было в приемной, что он ничего не решает, не говорит ни да, ни нет. Дала неделю сроку, чтобы решил что-то определенное. Сама она пьесу прочитала, и ей не нравится. Сказала, что, если хотите, чтобы нас коллективно высекли, то пускайте, нам за эту пьесу не поздоровится. И тут пришел Радзинский, чтобы взять стенограмму Худсовета, сверить свое выступление, и я ему все рассказала.

В кабинете Голдобина — обсуждение спектакля Театра на Таганке «Тартюф».

Малашенко: «Перевод неверный, осовремененный, ритм не тот. Спектакль не о Тартюфе, не о химере, взятой с собора Парижской Богоматери, а о том, как было тяжело художнику. Да, это возможно, но театр показал, как слаба труппа: нетренированные актеры, нет второго плана. Излишки — лезгинка, бокс, палка в прорехи. Обращение в публику Смехова о праве художника — этот кусок надо посмотреть, проверить, текст надо лишить лжерусификации. Нет никаких ассоциаций, которые могли бы навредить, поэтому может идти. Вхождение в чужую „маску“ бессмысленно».

Жуков: «Более профессионально скажет Бояджиев, а мое ощущение: спектакль очень удачен по решению, жанр комедии масок, сатирической комедии. Многословность и растянутость сокращаются за счет ритма. Удачное попадание театра, ему лучше удаются комедии. А недостатки исполнения должны уйти в процессе роста спектакля. Излишнее есть — отрывание головы у собачонки, перебрасывание предметов через ширмы. Тема художник и общество — это просто действительность диктует, что художник и его позиция в обществе — это очень важно. Спектакль решен с больших гражданских позиций, честно».

Реплика Голдобина: «Обратите внимание на темы: Мольер — Король, разрешение-запрещение, обращение в зал, то есть те моменты, которые нас настораживают».