Сергей Поварцов - Причина смерти — расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля

Рассказчиком Шмидт был необыкновенным. В узком кругу и среди знакомых литераторов его прозвали Митька-анекдотчик. Больше всего Бабель любил серию т. н. «врунских рассказов» Шмидта, исполняемых от имени некоего Левки-фейерверкера. Вспоминая Шмидта, Алексей Яковлевич Каплер с улыбкой комментировал самый смешной сюжет цикла: как Левка нес дежурство в Зимнем дворце. Все, кто слушал, смеялись до слез, — так это было забавно и остроумно.

Нередко персонажами острых анекдотов комбрига бывали высшие партийные и военные руководители страны, что, кстати, сближало Шмидта с Карлом Радеком. Поскольку либеральные времена всё дальше уходили в прошлое, жанр политического анекдота становился рискованным.

Дух вольности и хмель гражданской войны не перебродили в бесшабашном командире. От него веяло каким-то особым романтизмом. Когда Бабель пишет в письме, что заскучал в обществе интеллигентов («только среди диких людей и оживаю»), то в этом признании, конечно, слышится и тоска по Шмидту.

Бабель называл Шмидта «неустойчивым элементом» [70] Октябрь. 1992. № 7. С. 164. и, как говорила мне Тамара Владимировна Иванова, относился к нему как к enfant terrible.

В свете подобных характеристик более понятна кочующая из книги в книгу версия о стычке Шмидта со Сталиным [71] Легенда исходит от французского писателя Виктора Сержа. Ее повторил в своей книге о Сталине Л. Троцкий, а после него советский офицер-перебежчик A. Бармин. Историк Р. Конквест в «Большом терроре» ссылается на книгу Бармина, когда вновь повторяет эту сцену. Есть она и у современного исследователя B. Роговина в его монографии «Была ли альтернатива? „Троцкизм“: взгляд через годы» (М., 1992). . В 1927 году «красный генерал», связанный с троцкистской оппозицией, явился в Кремль и при встрече с генсеком будто бы стал осыпать того отборными ругательствами. Сцена закончилась тем, что Шмидт, вынув саблю из ножен (а в то время он руководил военной школой горских национальностей на Кавказе и потому был одет соответственно: папаха, черкеска с серебряным поясом и шашка на боку) пригрозил Сталину отрезать уши. Сталин побледнел и якобы смолчал, но спустя много лет вспомнил обидчику неприятный инцидент.

Эффектность сцены состязается с ее достоверностью, и все же она достойна очередного повторения, поскольку связана с именем Шмидта, а не с каким-то иным. Воистину, легенды не рождаются на пустом месте.

Нетрудно догадаться, что судьба Шмидта оказалась трагичной. 9 июля 1936 года командир 8-й мотомеханизированной бригады Киевского военного округа был арестован и обвинен в принадлежности к военно-фашистской террористической группе. Цель группы — свержение советской власти путем вооруженного восстания. Кроме того, группа заговорщиков готовила покушение на наркома обороны Ворошилова.

Во внутренней тюрьме на Лубянке и в Лефортово Шмидта подвергли жестоким истязаниям, тем самым принудив на суде признать свою мифическую вину. Его расстреляли 6 июля 1937 года.

Вслед за Шмидтом и Охотниковым в показаниях Бабеля названы: заместитель командующего Ленинградским военным округом Виталий Маркович Примаков, бывший комиссар 27-й Омской стрелковой дивизии Ефим Александрович Дрейцер, комбриг Михаил Осипович Зюк, начальник штаба 18-й авиабригады майор Борис Иванович Кузьмичев, а также некие Аркадий Геллер и Леонов.

«Такова беглая характеристика кружка, который можно было бы назвать кружком Охотникова. Характеристику эту я мог бы умножить любым количеством деталей, п. ч. был близким человеком в их среде, пользовался их любовью, посвящал им свои рассказы, с некоторыми из них дружил в продолжении ряда лет, дружил не таясь и на виду у всех, как это делали и Катаев, и Багрицкий, и виднейшие партийные и советские работники.

В те годы я считался чем-то вроде „военного писателя“, и военные — тут я говорю и об Апанасенке, и Белове, и Вальдмане — составляли основную мою среду. Я был посвящен в их личные дела. С интересом к ним присматривался, считая их биографии, кривую их незаурядных жизней драгоценным материалом для литературы. Я знал об их троцкистских взглядах в 24–27 годах, но никто из них ни единым словом не обмолвился о готовящихся преступлениях.

В их среде я слышал суждения более резкие, чем у Воронского, но с Воронским меня связывала профессия, совместная борьба, а интерес, толкавший меня к Охотникову и другим, был чисто человеческий, житейский и до некоторой степени профессиональный.

Политическое их влияние на меня было равно нулю — для этого они были мелки по калибру, недостаточно образованы, недостаточно авторитетны — житейское же их влияние дополнило то, что начал Воронский, утвердило меня с новой силой на индивидуалистических моих позициях; славословия, которые мне расточались, убедили меня на время в том, что прав я, а не окружающие меня факты советской действительности…» (Из собственноручных показаний.)

Преувеличивая троцкизм военных, Сталин считал их потенциально опасными для себя. Так родилась идея военно-фашистского заговора в высших кругах РККА. Конкретную фабрикацию дел Сталин поручил НКВД [72] Этой проблеме посвящено специальное исследование Н. Якупова «Трагедия полководцев» (М., 1992). .

Ближайшим помощником Сталина в истреблении комсостава армии стал нарком обороны Климент Ворошилов. Недавно опубликовано его выступление на февральско-мартовском пленуме (1937 г.) ЦК ВКП(б). Эта речь красноречиво дополняет то, что раньше уже было известно о неприглядной роли Ворошилова в деле военных. «Подлые враги», «наемные убийцы», «фашистские бандиты» — с такими ругательствами обрушился нарком на Примакова и Путну, Шмидта и Туровского, Зюка и Кузьмичева. Пресмыкаясь перед Сталиным, Ворошилов прежде всего спасал свою собственную шкуру. На пленуме, однако, он неуклюже пытался представить себя как защитника военных кадров, что было особенно омерзительно. «Частенько бывают у меня разговоры, — сказал нарком, — с органами тов. Ежова в отношении отдельных лиц, подлежащих изгнанию из рядов Красной Армии. Иной раз приходится отстаивать отдельных лиц. Правда, сейчас можно попасть в очень неприятную историю: отстаиваешь человека, будучи уверен, что он честный, а потом оказывается, он самый доподлинный враг, фашист. Но, невзирая на такую опасность, я все-таки эту свою линию, по-моему правильную, сталинскую линию, буду и впредь проводить» [73] Военно-исторический журнал. 1993. № 1. С. 61. . В жизни все было иначе. «Сталинская линия» означала истребление лучших сыновей Красной Армии. Как показывают документы, лакей Ворошилов предал их: никого не отстоял и никого не спас.

Кошмар? Бред? Паранойя? О, если бы так! К сожалению — реальность. Кровавый театр, где все участники трагедии играют роли, написанные режиссером-преступником. Допустим, он психически болен. Но остальные-то здоровы. Тем страшнее вакханалия. Ведь те, кто разгадали загадку диктатора, уже мертвы.