Сергей Поварцов - Причина смерти — расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля
- Название:Причина смерти — расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Терра
- Год:1996
- Город:Москва
- ISBN:5-300-00105-8
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сергей Поварцов - Причина смерти — расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля краткое содержание
Причина смерти — расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Концовка статьи, где Горький довольно кисло отзывается о современной советской литературе, подтверждает написанное Бабелем. Тревога за судьбу братьев-писателей была неподдельной.
В протоколе майских допросов Бабеля горьковский сюжет утратит одни детали и обрастет другими. Авторам сценария не нужна дискуссия о формализме, им нужен секретарь Горького Петр Крючков и бывший нарком Генрих Ягода. (Хотя неясно для чего, ибо оба уже расстреляны.) На Лубянке, конечно, очень хорошо понимали законы жанра. Судите сами.
«Мальро в разговорах со мной очень интересовался настроениями Горького, с которым в 1936 году имел встречу в Тессели (Крым). Чтобы не возвращаться больше к этой встрече, которая происходила в моем присутствии, хочу изложить содержание разговоров Мальро с Горьким по поводу советской литературы.
Вопрос: Этот разговор в какой-либо степени характеризует Мальро?
Ответ: Весьма. По своему обыкновению Мальро засыпал Горького самыми разнообразными вопросами. Один из таких вопросов был поставлен в прямо провокационной форме: не считает ли Максим Горький, что советская литература переживает период упадка?
Горького, которого я знаю с 1916 года, в этот период мы застали в мрачном настроении. Атмосфера одиночества, которая была создана вокруг него Крючковым и Ягодой, усердно старавшимися изолировать Горького от всего более-менее свежего и интересного, что могло появиться в его окружении, сказывалась с первого дня моего посещения дачи Горького в Тессели.
Моральное состояние Горького было очень подавленное, в его разговорах проскальзывали нотки, что он всеми оставлен. Неоднократно Горький говорил, что ему всячески мешают вернуться в Москву, к любимому им труду.
Как близкий к Горькому до последних дней его жизни, я прошу разрешения привести известные мне факты обволакивания Горького со стороны Крючкова и Ягоды.
Вопрос: Приведите эти факты.
Ответ: Не говоря уже о том, что под прикрытием ночи в доме Максима Горького, уходившего спать к себе наверх, Ягодой и Крючковым совершались оргии с участием подозрительного свойства женщин, Крючков придавал всем отношениям Горького с внешним миром характер официозности, бюрократичности и фальши, совершенно несвойственных Алексею Максимовичу, что тяжело отражалось на самочувствии Горького.
Подбор людей, приводимых Крючковым к Горькому, был нарочито направлен к тому, чтобы Горький никого, кроме чекистов, окружавших Ягоду, и шарлатанов-изобретателей не видел.
Эти искусственные условия, в которые был поставлен Горький, начинали его тяготить все сильнее, обусловили то состояние одиночества и грусти, в котором мы застали его в Тессели, незадолго до его смерти».
Смерть наступила утром 18 июня 1936 года. Это единственное, что известно достоверно. Все написанное о причинах смерти Горького — не более чем догадки.
Эренбург и Мальро
1
В шестой книге мемуаров Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь» есть признание, которое заставляет задуматься. На склоне дней он писал: «Меня могли бы арестовать в годы произвола, как арестовали многих моих друзей. Я не знаю, с какими мыслями умер Бабель, он был одним из тех, молчание которых было связано не только с осторожностью, но и с верностью» [137] Эренбург И. Люди, годы, жизнь. М., 1990. Т.З. С. 252.
.
Трудно заподозрить писателя с таким колоссальным жизненным опытом в наивности. Эренбург много знал, о многом молчал и о многом догадывался. Спросил же молодого прокурора, занимавшегося реабилитацией Мейерхольда: «Наверное, и я там где-нибудь прохожу?» Сотрудник ГВП промолчал, пораженный интуицией Эренбурга. Но дело Бабеля… Если Илья Григорьевич имел в виду молчание своего друга в застенках НКВД, он ошибался.
Бабель, равно как и Мейерхольд (и, вероятно, Кольцов) был принужден давать показания на Эренбурга, ибо в основе действий следчасти лежала директива Сталина — любыми путями разоблачить «международного шпиона», сделать из Эренбурга ключевую фигуру сфабрикованной «вредительской» организации деятелей культуры. Как литератор, хорошо знающий Францию, имеющий там прочные связи в различных официальных и неофициальных кругах, Эренбург, конечно, являлся удобным персонажем для лубянских сценариев.
Сталин непосредственно руководил репрессиями. В своих кровавых расчетах вождь был прагматиком, он подходил к человеку с сугубо утилитарной меркой «нужен — не нужен». Кто-то или что-то требовалось ему в одном экземпляре: один МХАТ, один Булгаков, один Эйзенштейн, один Шостакович, одна Л.Орлова, один Эренбург. Режим нуждался в ярких лицах-символах, способных гипнотизировать и восхищать международное общественное мнение. В сотни раз более сильным гипнотизером, как пишет Надежда Мандельштам, было слово «революция». Сталин гениально воспользовался эйфорией целого народа, сумев отвести его глаза от очевидных параллелей советского социализма с нацистским режимом в Германии.
Весной и летом 1939 года Сталин еще не решил окончательно, нужен Эренбург или не нужен, поэтому следователи на Лубянке старались изо всех сил. В любой момент заготовки на известного писателя могли быть востребованы. К арестованному Бабелю вопросов об Эренбурге больше, чем о ком-либо другом.
Что он мог добавить к портрету товарища, общественно-политическая репутация которого накануне второй мировой войны уже ни у кого (кроме Сталина) не вызывала сомнений?.. Говоря иначе, Эренбург имел прочную репутацию советского писателя. За участие в испанской войне получил орден. Широко печатался. Слыл борцом за новую социалистическую культуру. Но Бабель прекрасно помнил то время, когда об авторе «Хуренито» писали с нескрываемой враждебностью, называя то клеветником, то писателем «новобуржуазным», то детищем кафе и богемы. Показательна оценка, данная А. В. Луначарским: «У нас есть сейчас один писатель, который, как мне кажется, будучи маленьким по сравнению с Гейне, все-таки во многом его напоминает. Это — Эренбург. У него есть известная сентиментальность, иногда печаль по поводу собственной беспринципности, но он всегда беспринципен. Был он у белых, затем перешел к красным, но и к тем и к другим он относится внутренне иронически. Это все для него — материал, чтобы писать, все представляется ему мишенью для его блестящих стрел. Человек в высшей степени даровитый, хотя далеко не гейневского размаха, он скептик, который все желал бы превратить в пепел своим сомнением, ничего не оставить на месте. Его скепсис направлен преимущественно на ценности старого мира, и с этой точки зрения кое в чем он наш союзник» [138] Луначарский А. В. Собр. соч. М., 1964. Т. 4. С. 293.
.
Интервал:
Закладка: