Сергей Поварцов - Причина смерти — расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля

Я уверен, что мысль о «жажде Парижа» получила специфически полицейское преломление в сводках сексотов НКВД. Единственная цель — скомпрометировать Бабеля в глазах советских властей. Тем интереснее записки Андре Мальро, читая которые становится ясно, как ошибался Катаев. Французский литератор пишет о встречах с Олешей и Пастернаком. Их мечты о Париже носят чисто эстетический (следовательно, не криминальный) характер и напрочь лишены какой-либо политической окраски. Итак, внимание: «Москва 1934 года. Обед в гостинице „Националь“ с Олешей и Пастернаком. Олеша хватает несколько маленьких ваз, ставит их на наш стол, говорит: „Полевые цветы! Нужно быть садовником, выращивать цветы…“ — садится и начинает мечтать: „Ты увезешь нас в Париж, Бориса и меня. Париж — это наша романтика. Будут лавки модисток, женские шляпки… Мы сядем на скамейку на площади Пигаль“. — „Поглядим себе под ноги, — говорит Пастернак своим глубоким голосом слепца, — и скажем: „Вот грязь, по которой ходил Мопассан!..““» [143] Мальро А. Зеркало лимба. М., 1989. С. 310–311.

Так мог бы сказать и Бабель, и, как знать, возможно, он говорил Мальро нечто подобное.

Этого, разумеется, было достаточно сценаристам следственной части. И поскольку Сталин мог санкционировать арест Эренбурга неожиданно, Лубянка занималась разработкой его связей с иностранцами, среди которых на первом месте значился Мальро.

В оценке Мальро — как политической, так и литературной — Бабель разделял точку зрения Эренбурга. По возвращении из Франции осенью 1933 года на встрече с московскими журналистами Бабель сказал: «Там есть интересный писатель, человек, произведший на меня наибольшее впечатление, — Андре Мальро, который пишет о китайской революции. Это один из будущих столпов французской литературы. Он пользуется в работе всеми приемами. Знает все. Он переводится» [144] Вопросы литературы. 1979. № 4. С. 165. . Немного подробнее текст газетного отчета, близкий к стенограмме: «Андре Мальро еще не решается поставить крест на буржуазной цивилизации, от которой он унаследовал многое. Он пытается переплавить свои идеи в описание китайской революции… В его книгах чувствуется огромное беспокойство за настоящее, за пути в будущее» [145] Глазами писателя: И. Э. Бабель о заграничной поездке // Литературный Ленинград. 1933. 26 сентября. .

Фальсификаторы с Лубянки усиленно делали из левого радикала Мальро матерого шпиона, нимало не заботясь об истинном политическом облике писателя, чьи симпатии к СССР в тридцатые годы приобрели широкую известность. Конечно, умница Мальро понимал, что «советское общество есть тоталитарное общество», и тем не менее в спорах с оппонентами избегал аналогий с фашистским режимом. Как все здравомыслящие интеллигенты на Западе, он верил в торжество гуманизма на российской почве, а главное — одним из первых осознал суровую необходимость выбора. Мальро писал, что либеральной интеллигенции в Европе «приходится выбирать не столько между демократией и коммунизмом, сколько между коммунизмом и фашизмом» [146] Мальро А. Зеркало лимба. М., 1989. С. 70. .

Верность антифашистским гуманистическим убеждениям писатель доказал на деле, командуя эскадрильей самолетов в Испании; чуть позже, в годы второй мировой войны, сражаясь против Гитлера.

Советская разведка не могла не знать о борьбе Мальро на стороне республиканцев. Но военная разведка и политический сыск — разные вещи; их цели (отчасти и методы) различны. Поэтому Мальро как антифашист следствию неинтересен. Зато профессия летчика предоставляла богатые возможности для фантазий в рамках всеобщей шпиономании. Необходимо принять в соображение и еще один существенный исторический фактор: допросы Бабеля идут весной и летом 1939 года, то есть накануне визита Риббентропа в Москву. В августе будет подписан печально известный пакт о ненападении. Антифашизм не в моде, хотя кое-кто в СССР уже понимает, что война с Гитлером неизбежна. Угождая Сталину, НКВД разоблачает английских, польских, французских и прочих агентов вражеских разведок, — только не немецких. Мальро — француз, да еще военный летчик. Какая удача! Вот почему в протоколе майских допросов сочиняется такой диалог между двумя следователями (Шварцман и Кулешов) и арестованным писателем.

« Вопрос: Скажите, разве Мальро уже при первой своей парижской встрече с вами в 1933 году не интересовался получением от вас шпионских сведений об СССР?

Ответ: В встречу, происходившую в Париже в 1933 году, я передал Мальро ряд известных мне шпионских сведений. Мальро, прежде всего спросил меня, соответствуют ли действительности слухи о том, что Советский Союз строит могучую авиацию, добавив, что во французских кругах к этим слухам относятся недоверчиво, полагая, что СССР по уровню своей технической культуры не в состоянии освоить производство сложных машин и моторов.

Вопрос: Как же вы ориентировали Мальро по вопросу о советской авиации?

Ответ: Я сообщил Мальро, что советское правительство предпринимает энергичные шаги к созданию могущественного воздушного флота и в этих целях широко развернуло подготовку кадров летчиков, строит ряд новых самолетных заводов, аэроклубов. Далее, я передал ему свои впечатления от непосредственного общения с отдельными летчиками, в частности, с Громовым, которого характеризовал как одного из самых влиятельных летчиков советской страны, воспитавшего целые поколения летчиков на точном американизированном подходе к своему делу. Я сообщил также Мальро об интересных работах в области моторостроения выдающегося советского конструктора Микулина и о работах Туполева по строительству тяжелых бомбовозов.

Кроме того, Мальро получил от меня известные мне сведения о развитии парашютного спорта и физкультуры, которым — информировал я Мальро — советское правительство придает большое значение в деле подготовки к будущей войне».

Забегая вперед, скажу, — что в январе 1940 года, на суде, Бабель отвергнет измышления о том, будто он «ориентировал» Мальро в вопросах развития советской авиации. Все сведения на эту тему почерпнуты им из материалов газеты «Правда». Никаких упоминаний о ведущих авиаконструкторах нет и в собственноручных показаниях писателя. Снова подтасовка, и — к несчастью — не последняя.

В июне 1935 года в Париже состоялся Международный конгресс писателей в защиту культуры. Одним из инициаторов крупной антифашистской акции был Андре Мальро. Советская и зарубежная печать освещали работу конгресса достаточно полно. Через год в Москве вышел том речей участников конгресса. Когда начался вал репрессий, воспоминания о парижском форуме отошли в тень, хотя летом 1937 года писатели собрались вновь на свой второй съезд (в городах воюющей Испании).