Сергей Поварцов - Причина смерти — расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля

Бабель принимал участие в работе парижского конгресса, о котором он вспомнил на следствии в связи с вопросами, касающимися Эренбурга и Мальро. Следователям Серикову и Кулешову тема показалась настолько выигрышной, что они оформили показания Бабеля, датированные 21 июня, в виде отдельного протокола от 25 июня 1939 года.

Прежде чем процитировать Бабеля, — еще несколько слов о конгрессе. Литераторы из 35 стран, съехавшихся в Париж [147] По другим данным в конгрессе приняли участие писатели из 38 стран. См.: Куманев В. А. Деятели культуры против войны и фашизма. М., 1987. С. 121. , приняли резолюцию об учреждении Международной ассоциации писателей для защиты культуры. В качестве постоянно действующего рабочего органа ассоциации было создано бюро, куда вошли от ССП такие советские писатели, как М. Горький, М. Шолохов, А. Толстой, Б. Пастернак, И. Микитенко, И. Эренбург и М. Кольцов (двое последних как члены секретариата). В резолюции подчеркивалось, что одной из задач бюро является публикация художественных произведений, запрещенных на родине автора, но с условием, что эти произведения «высокого качества». И самое главное в деятельности бюро — борьба с фашизмом.

Актуализация политических целей в рамках единого антифашистского фронта придавала вопросу о судьбе культуры приоритетное значение. Защита культуры от тоталитаризма была прежде всего защитой общечеловеческих гуманистических ценностей; правда, в отличие от левой интеллигенции Запада, члены советской делегации говорили в зале «Мютюалите» о преимуществах «социалистического гуманизма». Эта мысль, как известно, принадлежала Н. И. Бухарину [148] Коэн С. Бухарин. Политическая биография 1888–1938. М., 1988. С. 431. .

Тема культуры в последних статьях обреченного Бухарина получила развитие в контексте его общих политико-философских взглядов, о чем убедительно написал американский историк С. Коэн. Дочь Бухарина Светлана Гурвич замечает по этому поводу: «Пока не ясно, как статьи 1934–1935 гг. были связаны с I Международным конгрессом писателей в защиту культуры» [149] Бухарин: человек, политик, ученый. М., 1990. С. 168. . Возникает предположение: не собирался ли Бухарин в Париж с докладом в июне 1935 года? Вполне вероятно, что по каким-то причинам Сталин решил не выпускать Бухарина на конгресс. Тем не менее опальный «любимец партии» на страницах «Известий» не устает напоминать читателям об угрозе фашизма. Положение Бухарина было воистину трагично, как, впрочем, по точному замечанию исследователя, и общая ситуация, сложившаяся в мире: «она была безысходно трагической для всей гуманистически настроенной левой интеллигенции» [150] Лазарев Л. Защищая культуру. В кн.: И. Эренбург. Собр. соч. М., 1990. Т. 1. С. 13. , которая оказалась между Сциллой фашизма с одной стороны и Харибдой коммунизма — с другой. История сыграла с русскими революционерами злую шутку, и Бухарин, кажется, стал первым большевиком, осознавшим это с ужасом. С. Коэн пишет, что параллели между гитлеровским и сталинским режимами к тому времени сделались для Бухарина уже очевидными, однако «ему приходилось формально опровергать их как чисто поверхностное сходство между двумя диаметрально противоположными системами» [151] Коэн С. Бухарин. Политическая биография 1888–1938. М., 1988. С. 430. . Опровержения давались Бухарину нелегко, ибо если философия коммунизма действительно в корне отличалась от идеологии нацизма, то практика тоталитарных диктатур все более обнаруживала свое пугающее родство. По мнению С. Гурвич, Бухарин, споря с Н. Бердяевым, «опровергал каждый пункт „сходства“ — этатизм, цезаризм, структура организаций, отношение к личности» и тем самым «спасал честь своего социализма перед лицом европейской левой интеллигенции» [152] Бухарин: человек, политик, ученый. М., 1990. С. 170. .

Усилия Горького сосредоточивались в том же направлении. Считается, что статья «О культурах», появившаяся одновременно (15 июля 1936 г.) в «Известиях» и «Правде», писалась как доклад для парижского конгресса [153] Кольцов М. Буревестник. Жизнь и смерть Максима Горького. М., 1938. С. 83. Так же считает и Н. Берберова. См.: Берберова Н. Железная женщина. М., 1991. С. 238. и в поддержку концепции Бухарина. Соблюдая условия политической игры, Горький настаивал на разграничении «пролетарского гуманизма» и «гуманизма буржуазии». Он писал: «Между этими гуманизмами нет ничего общего, кроме слова — гуманизм. Слово — одно и то же, но реальное содержание его резко различно» [154] Горький М. Собр. соч. М., 1953. Т. 27. С. 464. .

Нет сомнений, что члены советской делегации перед отъездом на конгресс получили соответствующие директивы ЦК. Возглавил делегацию известный партийный функционер А. Щербаков, приставленный к литературе в качестве комиссара за два года до созыва Первого писательского съезда. В ноябре 1935 года Горький писал о нем в одном из писем: «Литература для него — чужое, второстепенное дело…» [155] Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 218.

Советское руководство считало участие писателей в конгрессе частью своего внешнеполитического курса (и об этом чуть ниже), а также преследовало пропагандистские цели. Отсюда — бодрый тон писательских речей.

«Быт Советского Союза, — говорил Н. Тихонов, — перестал быть звериным. Человек человеку не волк».

Вс. Иванов налегал на живописание нового типа оптимиста-строителя, который «верит в славное и радостное будущее» советской страны. «Теперь оптимизм становится массовым, бытовым явлением». Книги в СССР, сказал далее Иванов, расходятся небывалыми тиражами, авторские права чудесные, гонорары высокие.

«Книги меняют жизнь», — вторил ему М. Кольцов, рисуя полное благополучие на ниве сатирической литературы. Кольцов подчеркнул, что советским литераторам выпало счастье жить «в стране осуществленных социалистических утопий».

Нужно было явить миру советский образец, показать пример, выступать уверенно. Поэтому В. Киршон говорил об успехах «нового театра», Ф. Панферов о социалистическом реализме, А. Толстой о свободе творчества в СССР, а в речи И. Луппола слышались интонации некоторого снисходительного отношения к западноевропейским гуманистам с их «идеалистической наивностью» и противоречивой «идейной феноменологией». Литературовед-марксист имел в виду, конечно, таких интеллигентов, как Мальро.

Он выступал на конгрессе несколько раз. Что-то не успели застенографировать. Все же одна речь сохранилась. Речь эта замечательная. Участвуя в большой политике, Мальро умел оставаться на высоте сложных интеллектуальных обобщений. Кому-то, наверное, казалось, что он говорит с современниками на малопонятном языке метафор и ассоциаций. Отчасти так оно и было. Стиль Мальро отвечал традициям национальной философской культуры с ее глубиной и изяществом. В речи писателя нашлось место и русской культуре. Когда Мальро обратился к «советским товарищам», он акцентировал внимание на том, что Запад ждет от них не слепого поклонения мастерам прошлого, «а того, чтобы вы заставили их вновь открыть нам свои преображенные лики». Выступление, посвященное философии искусства в новую эпоху, заканчивалось поэтическим аккордом: «Речь идет о том, чтобы каждый из нас, в своей области, в самостоятельном поиске, во имя жаждущих обрести себя, пересоздал наследие обступивших нас призраков — отверз очи всем слепым статуям и утвердил от надежды к волнению, от Жакерии к Революции, гуманное сознание, пробужденное тысячелетним человеческим страданием» [156] Мальро А. Зеркало лимба. М., 1989. С. 81. .