Евгений Панов - Зоология и моя жизнь в ней

Первым делом я связался с Л. П. Корзуном, по просьбе которого незадолго до этого проводил мастер-класс по зоологии со студентами руководимой им кафедры зоологии позвоночных биофака МГУ. Но он, не сказав ни «да», ни «нет», отправил меня к В. В. Рожнову, в то время заместителю директора нашего Института. А тот категорически заявил, что весенняя поездка исключена. «Нужен как минимум год, чтобы уладить вопрос с нашими вьетнамскими коллегами», – заявил он.

Сразу стало ясно, что нависает угроза попасть в жернова бюрократической волокиты, и что надо срочно искать какой-то другой выход. Случилось так, что как раз в это время пришло новогоднее поздравление от Михаила Марковца. Отвечая ему, я написал вскользь об этой своей проблеме. Он, как это бывало и ранее, сразу же пришел мне на помощь, предложив следующий план. Работая прежде во Вьетнаме, он познакомился там с опытным орнитологом Нгуэном Хоаи Бао, который, по его мнению, мог бы собрать для меня необходимый материал.

Я написал по адресу, присланному Михаилом, и получил согласие. Бао предоставил смету расходов, согласно которой две недели сбора им данных стоили бы мне 2000 долларов США. Я ответил, что смогу заплатить не более 1500. На том мы и сошлись. За десять дней весны 2009 года он собрал уникальный материал: прекрасные фотографии птиц, видеоклипы и фонограммы голосов бирманского сорокопута. Были проведены наблюдения за двумя гнездами, сами постройки взяты в коллекцию вместе с заспиртованным только что вылупившийся птенцом [293].

Теперь мне оставалось получить все эти поистине бесценные материалы из Вьетнама. Дело затянулось почти на целый год, и я потратил немало нервной энергии, беспокоясь об их судьбе. Проблема благополучно разрешилась, во многом благодаря любезному содействию директора Южного отделения Тропического центра Виталия Леонидовича Трунова, который смог переправить посылку в Москву только в декабре 2009 г. Это стало для меня радостным новогодним подарком.

Лебеди, описанию и анализу поведения которых посвящена эта книга, относятся к отряду Гусеобразных, или Пластинчатоклювых, насчитывающему около 150 видов. Подавляющая часть из них представлена утками – птицами сравнительно небольших размеров и весьма разнообразного внешнего облика. На долю гусей приходится 29 видов. Особняком от тех и других стоят лебеди – самые крупные из гусеобразных. В эту группу орнитологи включают всего лишь 6 или 7 видов.

Поскольку случилось так, что вся моя работа орнитолога проходила в ландшафтах лесных и горно-пустынных, то есть далеко от крупных водоемов, видеть те или иные виды гусеобразных мне случалось лишь совершенно эпизодически, так что интерес мой к ним всегда был минимален. Да если бы и возникло желание познакомиться с кем-либо из них поближе, сделать это было бы совсем нелегко. Дело в том, что в естественных условиях гусеобразные ведут себя в период гнездования чрезвычайно скрытно. Лучшее, на что можно рассчитывать в большинстве случаев, – это найти несколько гнезд, прочесывая заросли водных растений на обширных пространствах мелководий и болот. Иное дело, колониальные поселения нескольких видов гусей, обитающих в тундрах, где мне побывать не приходилось.

Насколько образ жизни этих птиц делает большинство из них объектом крайне мало пригодным для этологических исследований в поле, настолько же большие возможности они предоставляют наблюдателю, когда оказываются в неволе. В зоопарке почти ничего не стоит создать им условия, в которых они чувствовали бы себя почти что в родной среде и, соответственно, вели бы себя совершенно естественным образом. Этим обстоятельством в полной мере воспользовался основатель этологии Конрад Лоренц. Именно уток он выбрал в качестве той группы птиц, на примере которых обосновал свою концепцию сравнительной этологии как инструмента реконструкции процессов дивергентной эволюции сигнального поведения птиц. Степень сходства-различий в тех телодвижениях и позах, которые самцы принимают при ухаживании за самками, Лоренц рассматривал как меру родства между видами, и на этой основе построил филогенетическое древо, отражавшее, как он полагал, генеалогические отношения между теми несколькими десятками видов, которые были в его распоряжении. В последующие годы было выполнено множество исследований того же плана.

Я вспомнил обо всем этом во время одного из посещений Московского зоопарка. Бывал я здесь регулярно, особенно часто в дни ранней весны, когда уже томило страстное желание поскорее оказаться на природе, а время отъезда в очередную экспедицию еще откладывалось по той или иной причине. Как раз так обстояли дела в 2002 г., когда отъезд в Кыргызстан на поиски гималайских агам был запланирован на самый конец мая.

Моим любимым местом в зоопарке был большой пруд на старой территории. Он привлекал меня тем, что только здесь можно было наблюдать естественное поведение птиц, которые жили почти что на свободе. Многие особи из числа тех, у которых не были подрезаны крылья, могли свободно летать и даже перемещались по воздуху между этим прудом и тем, что поменьше – на новой территории зоопарка.

В тот год и в два последующих зоопарк располагал богатейшей коллекцией разнообразных видов гусеобразных – как представителей фауны России, так и экзотических. Здесь содержались все шесть видов лебедей мировой фауны и еще один – коскороба, которую многие орнитологи также включали предположительно в состав этого таксона. Это последнее обстоятельство само по себе настойчиво подталкивало к возможности провести исчерпывающее сравнительное изучение этой компактной группы видов, стоящей, как полагали многие орнитологи, несколько особняком от всех остальных пластинчатоклювых – и уток, и гусей. В то же время можно было проверить, так ли это в действительности, поскольку предоставлялась возможность, не сходя с места, сравнивать поведение лебедей, с одной стороны, и большого числа самых разных видов прочих гусеобразных, с другой.

Как шла работа в зоопарке

Я пригласил в качестве партнера по запланированному исследованию Екатерину Павлову, которая в то время работала руководителем кружка юных биологов зоопарка (сокращенно КЮБЗ). Его помещение располагалось у служебного входа в зоопарк, куда вела проходная с улицы Красная Пресня. Катя договорилась с руководством о том, что я смогу в любое удобное для меня время проходить через этот служебный вход, наравне с постоянными сотрудниками зоопарка.

От проходной было всего лишь десять минут хода до той точки на берегу большого пруда, который у служащих организации именовался «Мысом». Сюда дважды в сутки орнитологи и их помощники доставляли на корм птицам мешки с комбикормом и высыпали его на кромке берега. Поэтому здесь неизменно концентрировались в больших количествах утки, гуси, лебеди и, кроме того, нахлебники зоопарка – воробьи, вороны и голуби. В общем, на мысу всегда кипела жизнь, и можно было, между делом, узнать кое-что новое о поведении, например, ворон, которые утрачивали в этой пестрой компании свою обычную осторожность.