Мария Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 2: 1928–1956

Возлагали венки в полной тишине, в полном порядке. Это было красиво. Мой венок из белых лилий нес Михальский. Твой огромных размеров несли Сергей с сыном и поставили его стоймя к отцовскому памятнику. В ограде стояли с своей охраной В. Орлов, Яншин и твое семейство. Речи доносились хорошо. У меня нутро дрожало от какого-то чувства умиления, вспомнилось, что было 50 лет тому назад, и вот сейчас. Во всю силу развернулась вся чеховская правда и красота.

Написала бы много, да трудно глазам. Когда мы уходили, толпа еще молча стояла, и многие долго не расходились.

В Колонном зале было мне тяжело из-за глаз: много огней на люстрах, а тут еще ежеминутно вспыхивали юпитера – ты знаешь, как это бывает при съемках. Федин вел меня в президиум, и я должна была сидеть в центре, но я ушла и села поближе к кафедре, мне хотелось слушать Ермилова, кот. прежде старался показать Чехова истым революционером. Он говорил академично, но доносился хорошо, а сие необходимо в этом зале. А вот слушать иностранцев, а главное переводчиков – сие было весьма трудно и нудно. Может, они и интересно говорили, но тут надо уметь посылать свои мысли, а не читать все в один тон. Мы уехали, прослушав Изабеллу Блюм [1174]и китайца. Дома приготовили маленький ужин.

Был Федин К.А. со своим секретарем, Михальский, Дима Качалов, Орлов Вася, Яншин, Зося, хирург Петров. Очень хорошо посидели.

А потом, Маша, надо бы нам обменяться письмами с некоторым содержанием, а то так скучно.

Когда увидимся? Кто ж знает. 28-го я возвращаюсь в Москву, посмотрим, что дальше будет. 28-го вспомни меня [1175], наверное, у тебя будет шумно, уж Козловский постарается.

Софа закончит, хочется отправить с Юрой [1176], а я не успела кончить, мне очень трудно писать [1177].

5 ноября 1954 г. [Москва – Ялта]

Маша, когда долго, когда долго не общаешься, то не знаешь, с чего начинать, правда? Начну с того, что третьего дня была у нас с Ялтой одна температура – 8°, – вот и связь. А вчера была у нас Мария Моисеевна Эссен – сидела долго, много и интересно беседовали. Недавно пролежала дня три, ибо после моего комнатного заточения раза три выехала «в свет». Просмотрела у нас «На дне» (хорошая пьеса), чтоб увидеть Зосю – Настёнку; хорошо играет. Жаль, что ты в своих письмах не описала этого тогда нового и романтичного спектакля [1178].

25-го в Музее Станиславского был Чеховский вечер – участвовали наши актеры, читали неизданные письма Конст. Серг. и несколько моих о жизни в Любимовке, 1-ую постановку «Чайки», «Дяди Вани», «Трех сестер» и 600 и 700 раз «Вишн. сада» и кусочек моих воспоминаний. Была Яблочкина, Турчанинова, Ек. П. Пешкова; очень было волнительно и содержательно.

29-го был Чеховский вечер в Литературном музее. Я просила Нину Дорлиак и Славу Рихтера. Докладчица была докт. наук Елизарова (родственница Ленина). Читала Ек. П-на – хорошо, но у нее слабый голос. Я сама читать не могу, и мои воспоминания читала наша Дурасова [1179], жена недавно скончавшегося Чебана [1180], и читала очень хорошо то, что я писала в Чеховские дни для ВОКСа, для наших зарубежных стран. Нина прелестно спела романсы Чайковского, Рихтер великолепно сыграл Листа и Шопена, а затем поехали к нам ужинать – ну вот я и слегла на другой день, да, 27-го, начало нашего 57-го сезона, я при скоплении всего театра раздавала наш орден «чайки» и благодарственные листы всем, кто прослужил 30, 40 лет…

В глазах туман, не могу писать. Целую, будь здорова. Оля

[До 11 ноября 1954 г. Москва – Ялта]

Внемли, о Маша, 11 ноября выезжает к тебе Кл. Мих. Виноградова и Евгений Зенонович Балабанович – будь добра, прими, как ты умеешь, и помоги в их работе над милым домиком-комодиком. Они волнуются из-за письма, кот. ты будто бы написала министру. Я не верю, когда мне говорят о его содержании. Целую. Оля

Датируется по указанию в тексте.

19 янв. 1955 г. [Москва – Ялта]

Машенька, здравствуй, не сразу тебе ответила, т. к. нехорошо мне было, и волнения с театром были [1181]– спасибо за зеленые ветки, за апельсин, за одеколон и за твое очень хорошее фото.

Я уже давно не выхожу за порог дома, очень тяжело дышу, все болит, а так хочется побывать в театрах: идет «Чайка» у Яншина, «Иванов» (ставила Кнебель), у нас «Лермонтов», у Охлопкова «Гамлет» с необычайной пышностью [1182].

Зима у нас переменчивая – то мороз, то оттепель, а меня все лечат и не выпускают. Мечтаю, если буду жива, в начале мая приехать в Ялту, раздышаться и начать ходить, а то я уже до кислородных подушек дошла, когда невмоготу. Прости за кислоту письма. Молодые мои подружки ходят, рассказывают. Сейчас придут Виноградова и Балабанович обедать.

Целую тебя. Твоя Ольга.

Ел. Ф-не, Полиньке, Аникеевне – привет. Ульяшу обнимаю.

Все письма О.Л. к М.П. за этот год (кроме особо оговоренных) хранятся: ОР РГБ, 331.78.30.

24 февр. 55 г. Ялта [В Москву]

Милая и самая дорогая для меня, родная Олечка! Не знаю, допишу ли я до конца это письмо? Я совсем перестала писать письма кому-либо. Большею частью за меня пишет Сысоев, я только подписываю.

У меня такое чувство, что ты все сердишься на меня… Конечно, не проходит дня, чтобы я не думала о тебе. Мне кажется, что мы уж не увидимся больше на этом свете. Так бы хотелось, чтобы ты посмотрела теперь на наш сад – чудо природы!! Твой уголок – чудо природы тоже: придешь в сад и не хочешь уходить. Если бы Софа взяла тебя под мышку и бросила в самолет… Как бы я была счастлива повидать тебя, даже если бы ты накричала на меня по обыкновению.

Погодой я не могу похвастать, сегодня, например, идет то дождь, то снег. Вообще зима была плохая. Выпали было весенние деньки, да опять похолодало и пошел дождь, хотя фруктовые деревья начали цвести.

Как бы я была рада и даже счастлива, если бы Софа тебя привезла в отчий дом!

При сем прилагаю письмо [1183], адресованное нам вместе.

Целую тебя, Софочку и Зосю и обнимаю также всех троих.

Буду ждать письма от всех троих. Твоя Маша.

Как меня Дроздова позорит, да еще в толстых журналах! Вот змея, котор. я согрела на своей груди [1184]. М.Ч.

Письмо М.П. к О.Л. хранится: ОР РГБ, 331.106.9.

21 мая 1955 [Москва – Ялта]

Маша, ты все время зовешь меня и зазываешь и описываешь все прелести ялтинского сада, который я так хорошо знаю и люблю и о котором мечтаю. И так ты меня зовешь, как будто я отказываюсь или не хочу приехать. А я же сама писала тебе, что хочу приехать в начале мая, да вот видишь – не вышло, и мне по моему расшатанному здоровью приходится сидеть на одном месте; дышать кислородными палатками и подушками и т. д.