Мария Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 2: 1928–1956

Ну вот сейчас была Лидия Никол. Сейфуллина, кот. завтра летит к тебе, надо спешить с письмом.

Живем мы с Софой вдвоем, без работницы, ходит к нам на подмогу женщина из театра, по магазинам блуждает знакомый тебе Иван Сергеевич. Я теперь помещаюсь в Софиной комнате, Софа в б. столовой, а в б. моей – столовая., очень все хорошо и уютно.

Есть у нас кот Фома Кузьмич, огромный, год ему, полукровка, от кошки Влад. Ив-ча.

Лева наш уже два года как женился на Марии Гарриковне Меликовой из Тифлиса. Отец ее (умер) армянин, мать русская – Кочубей. Она очень живая, высокая, черная, элегантная, очень любит Леву, заботится о нем, мы с Софой очень ее полюбили, она очень добрая, расположенная к людям. Они сейчас в Иране в командировке с 16-го февр.

Люба недавно тоже вышла замуж за Аносова – дирижера и музыканта. Андрей уже отрок, милый мальчик, толковый, занимается музыкой, франц. кроме школы.

Влад. Леон. скончался в ноябре 1942 г. от приступа грудной жабы. Мария Петр. умерла вот уже полгода от саркомы. Ей отняли ногу, потом руку, и все она мужественно перенесла. Вл. Ив. умер в пасхальн. ночь год назад, до последнего дня работал, только дней 5 полежал в Кремлевке.

Твои все в Москве, все живы и здоровы. Лизавета часто бывает. С Марией Моисеевной видаемся.

К 40-летию памяти Ант. П-ча выйдет мой третий том [810]. Из Совнаркома получила бумагу – день 15 июля будет торжественно отмечен. Я ведь писала И.В. Сталину относительно музея – будет, и памятник будет, и изд. полного собр. сочинений будет.

Тебе бы надо было прибыть в Москву, как ты думаешь? Пиши и соображай.

Я всю зиму много играла. 30 янв. на больш. сцене был «Вишневый сад» – незабываемый спектакль. Сейчас кисну вот уже с половины апреля – что-то в легких, и плевритик, и самая противная гнилая темпер. [811].

Софа хозяйничает, кулинарит замечательно, часто о тебе говорим. Ну, целую, обнимаю, будем дальше жить, привет Ел. Фил. Твоя Оля

12 мая 44 г. [Ялта – Москва]

Драгоценные мои, родные мои Олечка и Софочка, передо мной лежат ваши открытки, и я перечитываю их по нескольку раз в день! Как я счастлива, что теперь знаю о вас. Удручает меня болезнь твоя, Оля, что с тобой? Из газет я поняла, что заболела ты. Владимира Леонард. очень жаль, без него скучно на свете! Он был такой тихий, спокойный… Отчего он умер? А сын его где? Влад. Ив. и Лилину я уже оплакала. Грусть одна на этом самом земном шаре!

Я приехать к вам уже не в состоянии, с 41 года я не выходила на улицу ни разу. Мучительные три зимы дали себя знать – холод, голод и страх. Продавала вещи, платье, белье и покупала дрова мешками. Перенесла брюшной тиф, едва не попала в заразную больницу. И много других болезней. Сердце никуда не годится – перебои не редкость. Буду вас ожидать для свидания в Гурзуфе. Там обстановка, говорят, цела, но всё хозяйство расхищено. Капитолина напишет. Мой музей изрядно пострадал от бомб, особенно сад. Чудом живы остались. Наше военное командование пришло мне на помощь и помогло отремонтировать настолько, что уж можно принимать целые экскурсии наших освободителей. Сквозняки дают себя знать – стекол трудно достать. Биб-ка молчит на мой доклад. У меня два новых сотрудника. Пронин умер от нарывов. Соловьева от голода. Григор. Карп. на фронте. Целую. Маша .

Простите, экономии ради пишу на одной открытке [812].

Пишите чаще.

Леву поздравляю [813]. Как живут Во-Во с Мариной? Соф. Влад. целую.

Андрюше привет.

12 мая 44 г. Ялта [В Москву]

Дорогая, милая, родная моя Оля, утром я послала тебе и Софе письмо, а сейчас пришлось писать еще. Приехала Лидия Николаевна Сейфуллина – как будто бы до утра, но машина уже приехала за ней, и хочу только поцеловать тебя и Софу! Будь здорова и бодра. Твоя Маша .

Кланяйся всем, кто меня знает.

29 мая 44 г. [Москва – Ялта]

Дорогая Машенька – как приятно, что есть возможность писать сии слова. Чего только ни передумалось за эти три года!

Говорят, ты по радио выступала [814], жалею, что я его не люблю и не слушаю, хотя висит у моей кровати. Слегла я в первой половине апреля, не совсем, блуждала в халате. Вскоре меня уложили, нашли пневмонию, плеврит и бронхит, и все сие при низкой гнилой температуре: банки, компрессы из водки. 9-го мая решили перевезти в Кремлевку, чтоб полный покой и уход. Проф. и врач находят, что все мое состояние результат страшного переутомления. До последних дней temper все держалось. Аппетиту никакого, а в весе прибавляю – не понимаю, думаю, что дело не только в физике, но и психике. То, что происходит в мире за эти три года, – меня как-то прихлопнуло, и я вместо того, чтобы бороться, все как-то отдаляюсь от жизни, все мне кажется мало нужным и незначительным [815]. Радость получала только от спектаклей, не помню, когда играла с таким нервом, с такой радостью – и сколько слышу замечательных отзывов. А пока все лежу и лежу, читаю и не думаю ни о жизни, ни о театре. Дважды в неделю приходит ко мне Софа с кем-нибудь, приносят мне вести из жизни, много рассказывают. Пора мне вернуться к жизни, буду налаживать. Стоят на столе ландыши, незабудки, клейкие листочки тополя. Софа трогательно заботится обо мне. Что бы я без нее делала?

Целую тебя, Машечка, крепко и нежно. С первой оказией пришлю тебе денег и вкусненького. Хоть бы повидаться! Твоя Оля

24 июня 44 г. [Ялта – Москва]

Милая моя, дорогая моя Олечка, я все еще очень беспокоюсь о твоем здоровье! Дома ли ты? Как ты предполагаешь провести остаток лета после чеховских торжеств? Собираешься в Крым? Два дня пробыл у нас Роман, он приходил из Гурзуфа на врачебную комиссию. Его доклад о состоянии гурзуфского домика я уже писала Софе. На счастье, он застал у меня кое-кого из членов нашего правительства, Роман разговаривал лично о нуждах твоей дачи. Обещали послать немедленно же туда цементу и извести. И ты, вероятно, уже получила телеграмму из Симферополя от Обкома ВКПб, от секретаря. Тебя и Софу встретят и во всем помогут.

Если бы ты знала, как я устала от суетной жизни, силы нет работать, а работать надо. Из своей комнаты почти не выхожу, мечтаю о свидании с тобой. Конечно, больна и главным образом стара… Не представляю себе, как устроится моя жизнь в дальнейшем? Ведь у меня Софы нет! Впрочем, что Бог даст.

Пиши же скорее, голубушка. Целую и обнимаю тебя. Жду. Маша

18 июля 44 г. [Москва – Ялта]

Маша, дорогая – как приятно было увидеть тебя на страницах газет! [816]Теперь уже надеюсь, скоро обнимемся и наговоримся. Думаю после 20-го начать собираться и пускаться в путь [817]. Я еще не совсем крепка, а, может, такой и останусь? Задыхаюсь… Ну, неинтересно сие.