Егор Парфенов - Мой Совет

Обещания зама уже начали сбываться. Я имею в виду, рассмотрение вопроса дежурства. А что же до моих?

Основное было в том, чтобы оживить атмосферу. Вскипятить «нижнюю» инициативу. Но как это сделать? Да так же, как и с дежурством: по средствам конкуренции. В системе, где классы конкурируют между собой по вовлеченности в школьную жизнь, это могло бы получиться. В качестве приза класс-победитель можно было бы освободить от дежурства, а класс-проигравший — на это лишнее дежурство обречь. Рейтинговая система. Мы быстро написали этот проект, Совет снова безропотно поддержал, и на следующий день бумага висела на всех стендах школы. Висела за моей подписью.

Замдирка пригласила меня к себе. Теперь, как председатель, я был вынужден каждую неделю перед Советом отчитываться о проделанной работе. Напоминало это все аудиенции премьер-министра у королевы. Как вы знаете, монарх в Британии — совсем не управленец. Так, смысл нации. Но каждую неделю избранный народом лидер бывает в Букингемском дворце. Пьет чай и рассказывает старой Лизе о своих планах. Она задает вопросы, выражает опасения, но не более. Эта модель меня полностью устраивала. Почему? Во-первых, до меня это носило совершенно другой характер. Характер диктовки, несмелого отчета нижестоящего перед вышестоящим. А с этим я боролся еще тогда, когда писал положение. И, надо заметить, довольно успешно. Во-вторых, я уважал замдирку. А она, как мне кажется, уважала меня. Иначе бы не позволила такой модели, не дала карт-бланш. Хотя, кто ее спрашивал? — наивно думал я. В этой стране, в этой школе, ты можешь сколько угодно ссылаться на директивы ООН, но все будет бес толку. Ибо закон тут один: директор и его замы.

Так вот, чуть ли не на первой нашей «аудиенции» замдирка попросила меня решить проблему «опоздунов». Уроки в лицее, словно марш-броски или учения, начинались строго по времени. Опоздал — стоишь за позорной решеткой, будто мартышка. Стоишь, буравишь взглядом пол и ждешь, пока пустят на вторую пару. Для кого-то это — сущий ад. А для кого-то — время для досуга. Опаздывать стали чаще. Забывать пропуск в здание — тоже. Она смотрела на меня вопрошающим взглядом, будто ждала мгновенного решения. Я не нашел ничего лучше, как попросить делегатов узнать у своих классов: что бы такое придумать для сокращения опаздывающих? Какие санкции можно ввести? В этом вопросе важно отношение «широкой общественности».

Мы идем по четвертому этажу. Идем под ручку с моей боевой подругой. Вроде как новое положение о дежурстве вступило в силу, и я решил пройтись по школе. Глянуть, как оно отразилось на деле. Мы идем, дежурные стоят. Не замечаю ничего необычного, разве что теперь почти на каждом — бейджик с именем. Тугое молчание прерывает подруга: «Слушай, с тобой так удобно ходить!»

«В смысле?»

«Ну, я не знаю… Все дежурят, никто не отлынивает. Странно это». Как — будто раньше было как-то по-другому — подумал я про себя.

Мы свернули на лестницу и остановились. В щель между пролетами я увидел сгорбленного мальчика, игравшего в телефон. «Ну вот, а ты говоришь, что все дежурят!» Она промолчала. И тут я вижу, как его напарник ударяет горбуна локтем. Нас заметили. Мы стали плавно подниматься, а геймер в секунду откинул телефон, как будто того и не было. Не было не то, что в его руках, а также на всей нашей планете. Тот, второй, вытянулся стрункой и лихорадочно пытался поправить галстук. Поравнявшись с ними, я посмотрел в глаза каждому. Они смотреть в ответ не решились. Я повернулся к подруге, и она увидела мое лицо, безмолвно выражающее: «я все понял».

На следующий день я, как какой-то олень, попал в ловушку. На большой перемене все обычно чавкают по своим кабинетам. И я — не исключение. И тут, в самый разгар отдыха, я слышу, как одноклассница говорит мне: «к тебе пришли». Удивление и тревога накрыли меня. Видимо, кто-то с коридора попросил меня позвать. Я, дожевывая на ходу, пошел к двери. За ней стояла группа парней, жмущихся друг к другу. «Что бы было теплее — лучше раздеться и прижаться плотнее» почти что сорвалось у меня с языка. Слава богу, что не сорвалось. Вообще, численный перевес был не на моей стороне. Видимо, для эффекта большинства они и притащились целой оравой, хотя толком говорить могли двое. Эти пингвинята, что выше ростом чуть ли не в два раза, с крепкой щетиной и широкими плечами, караулили меня у входа. Не знаю почему, но внутрь кабинета они зайти не отваживались.

— Что вы хотели? — спокойно спросил я. Один из них, нелепо выгнув грудь колесом, стал отвечать:

— Мы не согласны! Быстро отмени свои правила! — нарочито нагло потребовал самец физ-мат класса.

— О чем Вы?

— О дежурстве! «Мы не собираемся носить бейджики!» — под общее угугукивание остальных говорил главарь.

Так продолжалось пару минут. Я вежливо старался построить конструктивный диалог, пытался объяснить, что если вы не согласны, то нужно прийти на заседание и объяснить, почему. Хотя мне это совершенно непонятно. Их представитель голосовал за, с какой стати сегодня я сталкиваюсь с такой засадой?

— Ладно, у меня мало времени. Либо приходите на Совет, либо адресуйте свои негодования делегату. Он непосредственно принимал участие в решении.

Я развернулся и пошел назад, доедать и допивать. Они остались стоять, презрительно бормоча вслед.

Конечно, на Совет никто не пришел. Единственный фидбэк, что я получил — угрозы в смс. Один из той толпы, носитель гордого горного имени, писал мне в ВК. Заманчивые тексты типа: «…Вы потеряете 2 передних зуба. Поэтому мы обязываем вас отменить у*банские правила дежурства». Понятно, что на публику я смеялся над этим, говоря: «это всего лишь слова. Причем, с орфографическими ошибками». Но внутри они находили отклик. Я не боялся, вовсе нет. Мне просто было удивительно видеть, осознавать, что это происходит со мной. Со мной, а не с героем плохого кино.

Тогда я недооценил их. Желание побунтовать вполне резонно, когда в крови плавают литры тестостерона. Перебесятся, думал я. Не менять же только что принятые поправки из-за глупого «не хочу» со стороны одного класса! Ладно бы претензии по делу были, а то бейджики им не охота напяливать. Мальчики в этом возрасте крайне обидчивы и ранимы в желании самоутвердиться. Если кто-то препятствует этому желанию, то тут же становится его заклятым врагом. То, что я по их первому требованию не изменил своих взглядов, они восприняли на свой счет. «Что ж, самолет взлетает против ветра» — убеждал я себя.

Одна из главнейших проблем, которую я хотел решить — глухота. Все, что обсуждалось и придумывалось на Совете практически не доносилось в классы. Вернее, доносился минимум: буква закона, а не его дух. Какие-нибудь скучные даты и требования. А все мотивировки, сочные аргументы, которые произносил я для того, чтобы убедить делегатов — уходили в песок. На заседаниях велась дискуссия, я убеждал и мотивировал собравшихся, а в классы приходили только распорядки. Рождение которых никто из членов Совета объяснить почему-то не мог. То ли не было таланта, то ли желания. Сегодня, оглядываясь, я думаю, что дело было в другом. Никто из них не чувствовал, что он, в первую очередь, делегат. Представитель своего класса, связующее звено. И приходил на заседания от своего имени, а не от имени класса. Все это мировоззрение питалось тем, что Совет по-прежнему воспринимался как тусовочка, как кружок массовиков — затейников. Никто из его членов не считал нужным отчитываться перед своими классами. «Мы не депутаты, мы те, кому интересно организовывать праздники» — думали они. Почему? В Совет не было никакого «конкурса». Туда шли либо по приказу классного руководителя, как в советскую армию, либо по своей воле. Но уж точно не представлять класс! Скорее, развлекаться самому. И сколько я или замдирка не просили ребят передавать информацию своим товарищам на местах, ничего не улучшалось. Оно и ясно: проблема была не в этом! Она лежала сильно глубже…