Егор Парфенов - Мой Совет

Первое, что я должен был сказать как председатель: мы меняем курс! Должен был попытаться объяснить, что мы уходим от кружка и идем к парламенту. А у членов парламента есть обязательства перед теми, кого они представляют. Напрямую и вдумчиво я это не объяснял. Думал, что это и так понятно. Но НЕТ! Оказалось, что непонятно. И то, что я этого не осознал тогда, стало фатальнейшей ошибкой.

Я-то думал, что ребята приходят в свои классы и рассказывают, показывают, объясняют. Ни-че-го подобного. Обычный классный час — сонный бубнеж новых и новых требований и приказов, вылетающий из уст делегата. По крайней мере, так это воспринималось остальными. «Ну не сидится там им что ли на жопе ровно?!» или «Опять новую хрень выдумали, а нам участвовать!». Вполне объяснимая реакция. С этим нужно было что-то делать.

Важно понять, что весь прошлый анализ открылся мне позже. Тогда у меня не было ни опыта, ни дистанции. Разобраться в историческом событии можно только на расстоянии. А в то время я носом боронил черноземные га действительности. Поэтому рассуждал так: информацию не доносят, значит, нужно попросить, чтоб доносили. Да, наивно. Конечно, это не сработало. Как я это понял? Одна делегатка написала в общий чат: «мои ничего не хотят слушать и делать. У них ноль мотивации, и кашу с ними, короче, не сваришь!» Я взорвался. Нажал кнопку голосового сообщения и понеслось. Если вкратце, это была моя многоминутная попытка объяснить ей, что мотивация класса — задача его представителя. Да, они апатичны, но вы должны убедить их всеми методами, как убедил вас я! У меня же получилось наглядно дать вам понять, почему, условно, нужна рейтинговая система. И у вас получится! Сделайте то же самое! (Одно в ораторском искусстве я усвоил прочно: чтобы ракета с ценным грузом мысли долетела до цели, ей нужно много топлива. Много словесной краски и бытовых примеров. И чем они провокационнее, тем лучше. Поэтому я начал объяснять на собаках. Просто это было первым, что пришло мне в голову). Представим себе ситуацию — говорил я — что ваша собака не хочет какать. Ну вот от слова совсем. Запор! Ваша непосредственная задача, как человека, который за нее в ответе, этой какашечки добиться. Как вы будете это делать — совершенно неважно. Побежите ли за пургеном, начнете ли гладить животик — не имеет никакого значения. Главное — это результат: облегченный кишечник. Убедите ваш класс принять участие, выразить мнение. Вы за него в ответе.

Тогда я решил так: раз не получается быстро возродить связь делегат-класс, мотивировать и будить лицеистов буду я напрямую.

Один из вопросов, который я хотел задать всему лицею — «опоздуны». Мне, по правде говоря, было пофиг на них. Но замдирка очень хотела эту проблему решить. Что ж, с ней нужно сохранять хорошие, продуктивные отношения. Поэтому я за него взялся. Управление — это всегда про компромиссы. По законам жанра, я написал неплохой, крайне цепкий и очень провокационный текст. Что-то вроде:

«@all переслать в классы в обязательном порядке

— — —— — —— — —— — —— — —— — —— — ———

Ты что-нибудь слышал (а) о том, что в ЭТУ СБ будет решаться судьба «опоздунов», беспропускников, и ты можешь на это повлиять? Нет? Значит не зря я это пишу, и тебя защищают и представляют НЕ ТЕ ЛЮДИ, задумайся.

С ХРОНИЧЕСКИМИ опаздывающими надо что-то делать. Согласен (на)? Но что? Решать ТЕБЕ!

Несправедливость. С какой-такой стати кто-то просыпается ни свет ни заря и ползет в лицей к 9:15, а кто-то позволяет себе постоянно ПЛЕВАТЬ на все это?

Обсудите с одноклассниками и предложите меры борьбы, восстановите справедливость.

Будем обсуждать это в сб на совете. Заседания являются ОТКРЫТЫМИ. Можете высказать идею даже не через делегата, а лично.

Ждем креатива!)»

Этот призыв и еще парочка моих «резких» сообщений разлетелась во все беседы. В том числе и голосовое про собак. И в этот момент мой телефон разорвался. Произошел целый каскад Хиросим и Нагосак буквально за пару минут. Я был в искреннем ужасе от того, какая волна хейта обрушилась на меня. Все пять сотен учеников школы загудели в свирепом порыве. И я оказался в эпицентре этого торнадо. Оскорбления, насмешки, угрозы — все это беспрерывным потоком пересылалось мне в личку. В некоторых классах у меня все же были сторонники, подумавшие, что их долг — показать все центнеры говна, что говорили и писали их товарищи.

В тот день я узнал про себя столько, что не пожелаешь никому. «Да что он о себе возомнил?!»; «Кто дал этому подонку право нами помыкать?!»; «Что еще за наказания для опаздывающих? Палач! Ублюдок!»; «Это что же, он нас всех псами и суками назвал?! Мразота!»; «И что, может нам теперь по его милости на дежурство вообще в шесть утра приходить?!»; «Пипец он разошелся, бешеный принтер!» Конечно, писали они жестче. Но категория 18+ замедлила бы продажи книги. Поэтому, предоставлю вам возможность пофантазировать о том, сколько этажный мат доносился из каждого утюга. Вспомнили они все, к чему я уже успел прикоснуться. Вспомнили и обсосали. Как мне позже рассказывали, мое голосовое с собаками облетело по меньшей мере с десяток других школ. Ведь прикол лицея в том, что ученики сюда пришли из своих старых шараг. Поступили в восьмой класс. Так что каждый, услышавший мою красочную метафору, переслал ее друзьям по старой школе. И так весь Архангельск узнал о моем существовании. Можно сказать, я оседлал пороховой заряд, как когда-то Барон Мюнхгаузен. Каждая шваль теперь думала обо мне, знала меня и имела мнение. «Популярность» влетела в меня, как пуля, к которой я был совсем не готов…

Были и те, кто отнесся ко всему несерьезно. Как-то уменьшительно-ласкательно. И это, надо признаться, ранило мое распухшее самолюбие сильнее. Намного сильнее ненависти и угроз. Презрение и снисхождение — вот чего уж я точно не ожидал и не мог вынести. «Как и любой реформатор, я вызываю отрицательные эмоции» — оправдывал себя я. И если люди недовольны, если они сопротивляются, значит все идет по плану. Значит, я делаю что-то действительно стоящее». И смешные угрозы физматов, и реки хейта — все это я мог оправдать фразой Форда, которую уже называл: «Самолет взлетает против ветра». Все, кроме насмешек. «Пусть мальчик развлекается, поиграет во власть» или «О, Наполеончик явился!»

Ни над Петром, ни над Александром Вторым никто не смеялся.

Сегодня мне понятен феномен этой травли. Я расскажу о нем позже. Думаю, в «Раскаянии». В то время мне не хватало оперативки, чтобы что-то анализировать. Я пытался держать себя в руках, ставить мысленные барьеры. И на это уходили все силы. Ведь улыбаться в лицо тем, кто смотрит на тебя исподлобья — очень трудно. А поймать парочку таких взглядов, идя по коридору, было совсем не сложно.