Егор Парфенов - Мой Совет

— А чего держаться то? — как бы не понимающе спросил я.

— Ну, у меня все друзья из лицея тебя говном поливают! Это что тебя совсем не напрягает?

— Пфф! Это нормально.

— Вовсе нет! Это не здорово как-то… — не сбавляя напора говорил он.

— Послушай, меня их словечки совершенно не задевают. Я понимаю, что это но-рма. Норма, когда ты пытаешься менять жизни людей. Думаешь, Петру Первому кто-то говорил «спасибо»? Черта с два! Его ненавидел каждый боярин и крестьянин. Но это же не остановило его, правда? Вот и меня не остановит. Если в деле, за которое ты крепко взялся, идет все не так гладко, то это здорово. Потому что без сопротивления ничего хорошего не получается!

Я думал, что убеждаю друга, но ошибался. Конечно, главным предметом моей речи был я сам.

В Архангельске Ноябрь — зимний месяц. И после жаркого спора, выходя на улицу, я попал в его мёрзлые объятия. Идти было тяжело, потому что приходилось тащить огромную коробку, выскальзывающую из рук. Она была моим подарком. Вернее, ее содержимое. Парень, с которым я вас недавно знакомил, подарил мне профессиональный дартс. «Пришпилишь к щитку фотку обидчика и будешь швырять в него иглами» — с усмешкой сказал он, когда вручал несуразную коробку. И знаете, я последовал его совету. Если бы не возможность с криком вонзать дротик в пробку — не сохранил бы я душевного спокойствия. Дартс — гениальный сублиматор: поиграешь, и отпускает. Правда. Попробуйте.

Еще он подарил мне свое согласие. Согласие помочь навести порядок в Совете. Мне нужны были уши и руки, ведь опирался я вовсе не на «народ». Я опирался на голоса членов этого самого Совета, и никакая нижняя инициатива не могла мне помешать поступать так, как я считал нужным. Но эту поддержку нужно было сохранить. Да, сейчас люди не могут понять, насколько важны мои преобразования — думал я — но скоро они дадут плоды. Нужно лишь удержаться…

Я хотел организовать «группу быстрого реагирования», которую бы возглавил этот бородатенький. В нее должно было входить еще человек 5—7, которым я доверял. И все они представляли бы сплоченный десантный отряд, нужный для того, чтобы решать проблемы. Он поддерживал бы дисциплину и вставал во главе департаментов, которым нужна была помощь в работе. А потом отчитывался мне лично: что сделано, что не так, и кого стоит снять с должности.

Вообще, в то время я чувствовал себя будто в осажденной крепости. Школьникам я противен. Да, не всем, но все же. На членов Совета надежды нет, хоть они и привели меня к власти. «Как привели, так и уведут, если это потребуется» — опасался я. И единственным столпом, на который я мог опереться, стало вовсе не положение, которое я же и писал. Не конституция нашей организации. Это всего лишь бумага, о которую можно вытереть ноги или что-нибудь по деликатнее, если придется. Единственной поддержкой были мои люди. Например, бульбашка, что создавала с нуля Шефство. Еще одним «своим» человеком должен был стать бородач с его командой.

Я ступил на асфальт перед кафе, проломив трескучий налет инея. Из ноздрей вырывался пар, как после затяжки крепкой сигарой. А я смотрел в черноту заполярной, архангельской ночи. Задубевшими пальцами я достал телефон и под чью-то неведомую диктовку начал писать:

«Делюсь с вами своей самой страшной заметкой за последний месяц: с каждым днём у власти я становлюсь все больше похожим на Путина. Приходит метафора с Гарри Поттером, который боялся того, что становится похожим на Темного Лорда.

— На ключевые места я ставлю друзей. Почему? Могу им доверять.

— Я ощущаю спинным мозгом, что консервируюсь. Становлюсь государственником. Я. Государственником.

— Разочаровываюсь в людях, народе, с которым приходится работать. Им же ничего не надо. Видите, уже «ИМ»

— Укрепляю вертикаль, потому что сами они «ничего не могут», хотя, приходя, наоборот хотел поощрять горизонтальные связи

— Начинаю видеть логику в сталинской зачистке партии от «старых большевиков», и т. д.

Мне страшно. Страшно стать тем, с чем всегда боролся, и что всегда презирал. Не хочу потом презирать себя. А еще страшно от того, что, видимо, это неизбежно: странно, но даже Путин когда-то в начале карьеры был демократом. Можно ли быть там, и не быть таким? У меня нет ответа…»

Этот пост прочитало больше ста человек.

Группу организовать так и не удалось. Почему? Я банально не успел, ведь практически на следующий день на меня обрушилось то, что навзничь опрокинуло все мои планы. Что-то, что просто перекроило меня и мой разум…

Нет ничего смешнее самой жизни. Судьба — самый гениальный сатирик. Они написали, сука, Вотум недоверия. Вотум! Бумагу, что члены британского парламента составляют против премьер-министра. Осознано или нет, но эти подлецы заимствовали институты страны с многовековой традицией парламентаризма. И направили это против меня! Человека, что ставил его выше всего на свете! Когда осознание этой вселенской иронии точно обухом топора опустилось мне на голову, я стал бороться лишь с двумя вещами: смехом и слезами…

Страшилки часто начинаются с «в это светлое утро ничего не предвещало беды». Избито, но работает. Пожалуй, и я начну так же.

Я проснулся, продрал глаза и выпил какао. Это было обычное, заурядное утро. И к 9:00 я уже вытирал облепленные зимней грязью ботинки о порог лицея. Странности бросились в глаза тут же: школа гудела. Ходили какие-то дети с листочками, включая парочку знакомых физиономий тех физ-матов, противников бейджиков. Я, слегка ошарашенный внезапной утренней суетой, пошел к своему классу. Все озирались на меня, но делали это по-разному: кто-то с ухмылкой, а кто-то с сочувствием. «Что случилось?» — немым вопросом отзывалось у меня в голове. Тут я увидел подругу, бегущую мне на встречу.

— Что произошло? — с тревогой спросил я.

— Физматы! — не успев отдышаться, прохрипела она.

— Что с ними?

— Они написали петицию против тебя и сейчас ходят по классам! Собирают подписи!

То, что я тогда почувствовал, мне не описать. С одной стороны, это был удар под дых, которого я никак не мог вообразить. Не мог поверить в то, что они пошли на такое. У меня не было слов. Подруга смотрела на меня в ожидании какого-то ответа. А я молчал, тоже в ожидании. Какой-то нездоровый азарт проснулся внутри меня. Азарт игрока, который ставит на кон совсем не деньги. Нет. Что-то большее: свою репутацию. Они сделали свой ход, а моя задача — сделать свой. Холодность своего же ума просто поразила меня. Я все еще не могу поверить в то, что смог удержать себя в руках. Самообладание — это самое главное. В бизнесе, политике, да и просто в жизни. Я не знаю, воспитывается ли это. Наверное, да. Например, игрой в покер… Но чур только суммы должны быть крупные!