Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

Даже премьер-министр Цейлона (Шри-Ланки) Сиримаво Бандаранаике, очень дружелюбно настроенная по отношению к Китаю, увидев ночной Пекин, не выдержала и сказала Чжоу Эньлаю:

– У вас столица так плохо освещена! Это же темный город!

А моя подруга Граня, вернувшись из Москвы, рубанула с русской прямотой:

– Ну, Лиза, я тут прямо как в яму попала!

Город действительно производил удручающее впечатление. Трудности возникли не только с электроснабжением, но и с бензином. На крышах автобусов появились огромные мешки, надутые каким-то газом, а сзади – примитивные агрегаты, в которых жгли не то уголь, не то дрова для производства этого газа, который по трубам шел к двигателю. Осенью 1989 года, проезжая на поезде через Румынию, я увидела в вагонное окно знакомую картину: автобусы с пузырями на крыше – и сразу смогла оценить экономическую ситуацию при Чаушеску.

Три голодных года в Китае отрезвили многих. Возник вопрос: кто виноват или что виновато? Следуя традиции, проблема делилась в пропорции три к семи. Но как считать? Три доли вины лежат на Небе (т. е. на стихийных бедствиях), а семь – на людях или наоборот? Ли Лисань, разъезжая по городам, в своих выступлениях подчеркивал, что главная причина – в людях. Но Мао Цзэдун вынес заключение: главным образом виноваты стихийные бедствия. Эта формулировка стала официальной.

Тем не менее сверху была дана отмашка – крути назад. В деревнях распустили общественные столовые, крестьяне вернулись к своим очагам, хотя готовить было фактически не из чего. Пришлось разрешить семейный подряд на земельные участки. Это был резкий отход от политики тотального обобществления, но он помог решить вопрос с продовольствием.

В городе принимались особые меры для борьбы с последствиями голода и недоедания, порой весьма экстравагантные. Согласно установке на «сочетание труда и отдыха» прекратились изнурительные ночные бдения, работа на износ, уменьшилось количество разных собраний. Людям рекомендовалось больше спать, беречь силы. В школах отменили уроки во второй половине дня, уменьшили учебную нагрузку, чтобы подростки не падали в голодные обмороки. Открылись коммерческие магазины, в которых можно было купить печенье и простейшие конфеты без карточек, но по астрономическим ценам. Конечно, для большинства эти товары остались недоступными, но все-таки это как-то успокоило тех, у кого еще сохранились деньги.

«Опора на собственные силы», «Зерно – основа всего» – под такими лозунгами началась распашка целины прямо на городских пустырях и незастроенных площадках. У нас в институте, например, спортивный стадион, баскетбольные и волейбольные площадки, обочины дорожек – все пустующие пространства студенческого кампуса были вспаханы и засеяны пшеницей. Не знаю, от кого шла эта затея, но могу сказать, что Мао всегда был свойственен такой утилитарно-утопический подход.

Удивительно, что довольно скоро, начиная с 1962 года, стали замечаться улучшения в китайской экономике. Но страну и нас всех ждали новые испытания.

Первая группа советских советников появилась в Пекине вскоре после провозглашения Китайской Народной Республики.

В один прекрасный день Ли Лисань мне сказал:

– Лиза, поедем со мной. Приехали советские советники.

Мы отправились в Тешицзы-хутун (переулок Железного льва), где в историческом здании, которое в 20-х годах занимало правительство Китайской Республики, состоялась официальная встреча китайских руководителей с большой группой советников во главе с И. В. Ковалевым, бывшим министром путей сообщения СССР, который привез с собой крупнейших специалистов в самых разных областях, руководителей научных институтов – действительно очень сильный состав.

Вообще-то Ковалев находился в Китае уже с 1948 года, курировал группу специалистов в Шэньяне. Они помогали восстанавливать железнодорожное сообщение, разрушенное войной на Северо-Востоке Китая. Весной 1949 года Ковалев перебрался в Пекин вслед за ЦК КПК и привез из Шэньяна специальный «подарок» Мао Цзэдуну – его детей Колю и Цзяоцзяо.

Жил Ковалев, как и мы, в Ароматных горах, но в засекреченном режиме. Как вспоминала его переводчица Н. Демина, даже ей запрещалось подходить к телефону, а о том, чтобы выйти куда-либо, не могло быть и речи. Ковалев постоянно напоминал: «Сейчас вокруг кишмя кишат англо-американские шпионы. Мы должны быть настороже». В обязанности Ковалева входило обеспечение связи между Сталиным и Мао Цзэдуном. Когда было нужно, китайские руководители сами приходили к нему в домик, особенно часто бывал там Чжоу Эньлай. Ли Лисань встречался с Ковалевым еще в Шэньяне, но в Ароматных горах контактов между ними не было. По крайней мере, мне об этом неизвестно. Я вообще не слышала о Ковалеве до того дня, как он «легализовался» в Китае.

С официальным установлением дипотношений между СССР и КНР необходимость в конспирации отпала. В большом старинном зале советских товарищей приветствовали руководители КНР, члены правительства. Я примостилась где-то сбоку, рядом с пожилым представительным специалистом. Мимо нас деловито прошел какой-то человек. Я не поверила своим глазам: «Боже мой! Это же Сережа Павлов!»

Сразу же возникли в памяти времена книгоуча, наша компания – человек восемь шестнадцати – семнадцатилетних юношей и девушек, общие вечеринки, праздники, походы на каток. Чистая юношеская дружба.

Мы не виделись с начала 30-х годов. Страшно захотелось вернуться хоть на мгновение в прошлое. Я обратилась к своему соседу:

– Простите, вот только что прошел – это не Сергей Павлов?

– Да-да, это Павлов, секретарь руководителя нашей группы.

– А вы не могли бы ему передать, что его хочет видеть одна старая знакомая?

Мой сосед с готовностью поднялся, и через несколько минут передо мной возник Сережа. Широко раскрытые глаза, недоуменный вопрос:

– Лиза, ты? В Китае?! Какими судьбами?

– Я здесь с мужем.

– А кто твой муж?

– Ли Лисань.

– Ли Лисань?!

Не передать, сколько было изумления в этом голосе.

Конечно, Павлов видел Ли Лисаня в Шэньяне. Он сказал мне:

– О, это такой умный человек! Ковалев дал ему очень высокую оценку.

После этих приятных для меня слов мы углубились в дружескую беседу, в воспоминания о молодости. Для Сережи Павлова я стала просто Лиза Кишкина – не супруга китайского министра, а друг юности. Мы оторвались от настоящего настолько, что забыли обо всем, пока я не заметила некоторого смятения в советских рядах. Сам Ковалев заволновался: что это такое – его секретарь так долго сидит с женой Ли Лисаня! Кто-то подошел, отозвал Сережу, и он, вернувшись к действительности, удалился.