Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

Еще одно занятное наблюдение. Ребятишки, встречавшиеся нам во время прогулки, с интересом таращились на моих девочек, подходили, трогали одежду и при этом что-то спрашивали. Но что, я не понимала. Потом оказалось, что их удивляло, почему одежда на девочках такая гладкая, без морщинок, и выглядит как новая. Ведь я по русской привычке всегда гладила стираное белье и одежду, чего китайцы никогда не делали. И для них, и для меня это было взаимным открытием.

Я обратила еще внимание, что во всех домах на стенах были приклеены бумажки – инструкции для проживающих. В них подробно разъяснялось, как пользоваться электричеством, водопроводом, канализацией и, естественно, телефоном, если таковой имелся. Эти элементарные для горожан вещи были неизвестны вчерашним партизанам, которые обитали долгие годы в пещерах или крестьянских фанзах, лишенных минимальных удобств.

Пожалуй, именно в Ароматных горах меня часто стали называть китайским именем Ли Ша. Придумал его Ли Лисань, взяв за основу имя Лиза (кстати, те китайские руководители, которые когда-то учились в СССР, продолжали меня называть по-русски). Ли-за – Ли Ша. Слог «Ли» стал фамилией, как у мужа, а для «Ша» он выбрал иероглиф, состоящий из смыслового ключа «трава, цветок» и фонетического компонента «ша» – песок. Про себя я трактовала этот иероглиф как «цветок на песке». И в этом оказался некий символический смысл: долгие годы я ощущала под собой зыбучий песок и никак не могла врасти в незнакомую почву.

В Ароматных горах еще сохранялась определенная простота в контактах и общении, свойственная яньаньским временам. Высший эшелон ЦК жил над нами, в домиках, разбросанных по склонам горы, но принято было ходить в гости друг к другу. И Ли Лисань, воспользовавшись этим, решил представить меня руководству. Мы побывали в гостях у Чжу Дэ, Линь Боцюя – отца Линь Ли и у многих других членов Политбюро и ЦК, особенно тех, с кем Лисань был дружен в молодости, во время учебы во Франции, например, у Ли Фучуня и его жены Цай Чан.

Лю Шаоци, человека номер два по тогдашней иерархии, начинавшего вместе с Ли Лисанем революционную деятельность на шахтах в Аньюане, я в Ароматных горах не видела. Как выяснилось позднее, он в это время выехал в секретном порядке в Советский Союз. Но хорошо помню, как мы с мужем гуляли по парку, и вдруг навстречу показалась молодая женщина, красивая, стройная, в ладно сидевшей юбочке и белой кофточке, какая-то непохожая на всех окружающих. Изящно раскланявшись, она переговорила с Ли Лисанем. А когда удалилась, я спросила:

– Кто это?

– Это Ван Гуанмэй, молодая жена Лю Шаоци.

Ван Гуанмэй действительно выделялась на общем синем фоне. Во-первых, она родилась не в крестьянской семье, а в семье крупного капиталиста. Получила прекрасное образование в университете, созданном американцами для китайской элиты. Свободно говорила по-английски и вообще была светской женщиной. И что ей особенно не могли простить другие ответственные жены – она не жила в Яньани, не воевала в партизанских отрядах, а познакомилась с Лю Шаоци, работая переводчицей на переговорах с американцами. Медовый месяц они провели в Сибайпо, незадолго до переезда в Пекин. Ван Гуанмэй очень старалась войти в новую среду, но, похоже, так и осталась «белой вороной». Всю эту «непохожесть» ей попомнили, когда началась «культурная революция».

Разные люди встречались на дорожках парка. Подходил сказать несколько слов по-русски общительный и веселый Ян Шанкунь, тогда заведующий канцелярией ЦК, а много позднее – председатель КНР. Мелькнуло несколько раз русское лицо – доктор Орлов, лечивший в Яньани Мао Цзэдуна и выполнявший другие деликатные задания. Меня он сторонился, чего нельзя было сказать в то время о Мао.

В памяти особенно запечатлелся день, когда Ли Лисань вдруг сказал, что мы вместе отправимся с визитом к Мао Цзэдуну. Я вся похолодела от внутреннего страха: как это мы так вот запросто пойдем к такому большому, известному на весь мир человеку? Но муж успокоил меня, сказав, что такой визит в порядке вещей и ничего неудобного тут нет. И мы отправились, взяв с собой шестилетнюю Инночку.

Поднялись пешком в гору по довольно приличной дороге, где мог проехать автомобиль. Постучались в калитку. Открыл охранник и сразу нас впустил, так как все было уже заранее оговорено. Мы оказались в обширном дворе, обнесенном глухой стеной из дикого камня. Слева – водоем с традиционной беседкой на берегу. Справа – небольшой дом, фасадом обращенный к этому пруду. С волнением переступила порог. Никаких сеней, никакой передней, как всегда в постройках китайского типа. Мы сразу попали в гостиную, где кирпичный пол был застелен ковром. Прямо против двери, помню, стояли диван и два кресла в скучных чехлах и журнальный столик. Больше никакой мебели не было. Сопровождавший нас охранник попросил подождать, и мы скромно присели на диван.

С замиранием сердца ждала я момента, когда увижу Председателя Мао, личность, которая уже тогда казалась легендарной. В молчании прошло несколько минут. Вдруг из боковой комнаты, находившейся слева от входной двери, появился Мао. Он был таким, каким его изображали на официальных портретах: с пышной копной волос, зачесанной назад, высокий лоб мыслителя, крупный нос, большие черные глаза и заметная родинка на подбородке. Несколько грузный и, как мне показалось, очень высокий, он слегка сутулился. На плечах у него был накинут ватник, а на ногах были теплые высокие, похожие на бурки сапоги. (В китайских постройках, где нет отопления, долго бывает холодно весной, зато летом прохладно.)

При появлении Мао мы в соответствии с китайским этикетом сразу привстали с дивана, даже маленькая Инна. Неторопливым шагом Мао подошел к нам (он всегда был размерен и нетороплив) и сдержанно поздоровался. Пожимая мне руку, он пристально, но доброжелательно посмотрел мне в глаза и мягко произнес:

– Хао тунчжи! (Хороший товарищ!)

Я была очень польщена такой похвалой, хотя и недоумевала, за что ее удостоилась. После непродолжительной беседы с Ли Лисанем, из которой я ровно ничего не поняла, – помимо всего у Мао Цзэдуна был страшный хунаньский акцент, который и многие-то китайцы не понимали, – он попрощался с нами и удалился тем же неторопливым, размеренным шагом. Замечу вскользь, что это было в то недолгое время, когда Мао благоволил к Ли Лисаню. Это он предложил ему занять пост министра труда в образовывающемся Народном правительстве, хотя на Ли Лисане и так уже лежала большая ответственность за работу в ВКФП.

Вернулась домой безмерно счастливая – еще бы! – увидела Председателя Мао и удостоилась его рукопожатия. Это был незабываемый в моей жизни день. Потом я еще пару раз бывала в этом доме, по-моему, вместе с Линь Ли, но виделась только с женой Мао Цзэдуна Цзян Цин. Мы сидели в беседке у пруда и беседовали, кажется, о литературе. Золотые рыбки стайками подплывали к берегу и жадно заглатывали корм, который мы время от времени бросали им в промежутках интеллектуальной беседы.