Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

Несколько раз в неделю за мной приходила машина скромной марки «Победа». (Самыми шикарными иномарками тогда были советские ЗИМы – для министров и ЗИСы – для членов Политбюро.) Беспрепятственно минуя охранные посты у главных ворот Чжуннаньхая, я попадала в апартаменты «первой леди» страны, как сейчас принято говорить. Но эти апартаменты даже по моим понятиям были скромными. Мао Цзэдун со своей семьей жил в старой постройке – традиционном сыхэюане [96] Тип традиционной застройки, при котором несколько одноэтажных зданий обращены фасадами внутрь прямоугольного двора. , где был сделан лишь косметический ремонт. Потом я слышала, что Председатель Мао в течение долгого времени не разрешал даже белить в своих комнатах, хотя стены там прокоптились до черноты – ведь хозяин не выпускал сигареты изо рта. Не изменяя армейским привычкам, он спал на узкой и жесткой походной койке. Правда, позднее сменил ее на широкую кровать. Начиная с 60-х годов в разных городах и на курортах специально для Мао строились огромные резиденции, отличавшиеся, как мне кажется, не великолепием, а пространственным размахом. Например, ванные комнаты были размером с небольшой танцевальный зал. Причем Мао до конца жизни не переносил европейских унитазов, и для него ставили еще один – «турецкий», как говорят в Европе, в Китае же его называли «японским». Но эти резиденции большую часть времени пустовали – Председатель Мао редко останавливался там, предпочитая вагон своего комфортабельного спецпоезда.

Но в первые годы республики все было проще. Дом был обставлен очень скромно, в соответствии со своим старинным названием: «Книжная комната с ароматом хризантемы». Наши занятия с Цзян Цин проходили в ее рабочем кабинете, где все стены были заставлены книжными шкафами, а полки – произведениями китайских классиков. Я отметила это с удовлетворением, и хотелось думать, что все это книжное богатство не было простым украшением, выставленным для показухи.

Цзян Цин произвела на меня с первого взгляда вполне приятное впечатление. Она была недурна собой. Ее отличала почти кошачья мягкость движений и какой-то особый притягательный шарм. Недаром она смогла пленить Мао в Яньани, когда, говорят, садилась в первые ряды зала и с трогательным усердием записывала выступления Председателя. Особенно приятным мне показался тембр ее голоса – он обволакивал, завораживал собеседника. Много позднее, в «культурную революцию», голос ее стал скрипучим, крикливым, в нем зазвучали металлические нотки, и сама Цзян Цин полностью поменяла имидж, став похожей на «красную мегеру». Некоторые свидетели частично объясняют это несложившимися семейными отношениями, тем, что она вынуждена была долгие годы находиться в тени и страдала от холодности мужа. Не знаю.

Правда, Линь Ли, вернувшись из поездки, жаловалась на капризы Цзян Цин, на то, что она помыкает окружающими, и даже ей все время отдавала команды: «Открой окно», «Подними», «Принеси» и т. д., или бесконечно жаловалась на свое здоровье.

– Нет, я больше с ней ни за что не поеду! Я ей не прислуга! – возмущенно заявляла свободолюбивая Линь Ли.

Холодок, пробежавший между ними уже тогда, возможно, затаился в душе Цзян Цин и вылился страшным потоком значительно позднее.

Со мной Цзян Цин была мила. Иногда, если занятия затягивались, она оставляла меня на ужин. Пару раз садился вместе с нами и Мао Цзэдун, за столом царила нормальная семейная атмосфера. Мао был нежен с дочерью Ли На (Цзян Цин родила ее в Яньани), улыбался Инночке, которую я несколько раз привозила с собой, – она играла с Ли На.

Я учила Цзян Цин правильному произношению, навыкам чтения и простейшим разговорным фразам. Продолжительность и частота наших занятий целиком зависели от настроения и самочувствия ученицы. Никакой программы я ей не навязывала. И, конечно, уроки были совершенно бесплатными. Довольно скоро они прекратились под предлогом «занятости» моей ученицы.

В знак благодарности Цзян Цин передала мне через Линь Ли комплект хлопчатобумажных скатерок и салфеточек с аппликациями в виде цветочков. Они пережили и «культурную революцию», и саму дарительницу.

Все лето 1949 года мы провели в Ароматных горах, где бывает прохладно даже в самые жаркие дни и воздух напоен ароматом хвои. Лишь в конце августа мы покинули этот приятный уголок и перебрались в город.

Нам еще в апреле предложили на выбор три дома – так распорядился тогдашний мэр столицы, Пэн Чжэнь. При выборе Ли Лисань предоставил решающее слово мне. Первый вариант я сразу отвергла: это был чисто китайский традиционный дом – сыхэюань, закрытый в четырех стенах, с двориком-патио посредине. Центр Пекина был почти целиком застроен такими одноэтажными домами, которые и сегодня вызывают восторг у ценителей китайской культуры. Но для меня все было слишком непривычно. Прежде всего потому, что постоянно надо было выходить наружу, перемещаться по открытой галерее, окаймляющей двор, чтобы попасть в другие комнаты, – а как быть в холодные зимние дни? К тому же дворик был зажат между постройками, и из него, как из колодца, виднелся лишь квадратик неба. Никакого простора.

Осмотрели и другой дом – трехэтажный коттедж в европейском стиле, в самом центре, возле парка имени Сунь Ятсена. Но там оказалось шестнадцать комнат. Это уж чересчур! Как в таком огромном доме прибираться и поддерживать порядок? Отказалась.

Приглянулся третий вариант, в переулке Бэйцзигэ Саньтяо, около Дундана. Название переулка я для себя перевела как «Терем на Северном полюсе». Это звучало как в сказке и привлекало таинственностью. Хотя позднее выяснилось, что под «теремом» подразумевался даосский храм, посвященный божеству Полярной звезды – Бэйцзи. Но свой дом я по аналогии продолжала называть Теремом. Этот «особняк в переулке», как мы еще шутили, стоял в окружении солидных коттеджей, в которых обитал американский медицинский персонал Рокфеллеровской клиники. По этому поводу кто-то из советских, кажется, консул, потом заметил: «Ну и выбрали вы себе местечко, товарищ Ли Лисань! Прямо у осиного шпионского гнезда американцев!»

Но меня такие политические материи не смущали. Мне сразу понравился этот восьмикомнатный особняк с обширной гостиной, которая отделялась от не менее просторной столовой раздвижной массивной дверью с красивой резьбой. Полы крашеные, деревянные, что по тем временам было большой редкостью, но было крайне важно для меня, как и центральное отопление (котельная находилась в подвале во дворе). Ванная и душевая комнаты с горячей водой дополняли комфорт. Перед домом был садик с газоном и несколько деревьев, а с террасы, на которую выходила гостиная, распахивалась голубизна неба. О таком доме я давно мечтала.