Виктор Корж - Запас прочности

— Николай, это же беда! — сказал я Долгополову. — Рули заклинены в крайнем положении на погружение…

— Да, теперь, пожалуй, не исправить…

После того как лодка легла на грунт, в первом отсеке собрались почти все офицеры.

Осмотрев картину погрома, комдив спросил меня:

— Можно тут что-нибудь сделать?

— Будем пытаться, но боюсь, что ничего не получится.

— Теперь совсем придется отказаться от атак с перископом, — промолвил командир корабля.

— Лучше и не пытаться, выбросит на поверхность в два счета.

Когда матросы убрали искореженное железо, разрушения стали менее заметны. Но все наши старания стронуть рули с места ни к чему не привели.

— Уж лучше бы их совсем отломало! — в сердцах проговорил Долгополов.

В ночь на 22 марта «водолазная бригада» в прежнем составе вышла на верхнюю палубу. В борт бьет четырехбалльная волна. Градский дважды опускался в чернильную воду, и, когда Долгополов включал ему переноску, море озарялось фантастическим зеленоватым светом. Но нам некогда было любоваться чудесами светотехники. Стоять без хода в море, да еще изощряться в световых эффектах не ахти как приятно. Поэтому, как только Градского подняли на борт, Сергей Сергеевич сразу же приказал дать ход обоими дизелями.

«Водолазная бригада» спустилась в центральный пост.

Вдруг один за другим прямо по носу в 15–25 метрах грохнули два мощнейших взрыва. Кое-где в отсеках со звоном посыпались плафоны и колпаки ламп освещения.

— Срочное погружение!

С мостика всех сдуло, как взрывной волной. Громко щелкнул замком верхний рубочный люк.

Когда все успокоилось, я спросил Могилевского:

— Что там произошло?

— Ничего особенного. Просто какая-то сволочь сбросила на нас две авиабомбы. Видно, фашистские летчики заметили свет.

Через полчаса мы всплыли и продолжили поиск до рассвета, но безуспешно.

Днем тренировали горизонтальщиков. Тяжело плавать на одних кормовых горизонтальных рулях, но еще труднее управлять подводным кораблем, когда вдобавок его носовые рули заклинены на полный угол в положении на погружение.

Расчеты, сделанные нами, показали, что на подводной скорости три узла рули создают топящую силу, равную 0,81 тонны, на четырехузловом ходу — 1,3 тонны, на шестиузловом — 3,2 тонны, а на полном ходу под дизелями — 23 тонны.

В этот вечер всплыли рано, так как, тренируя горизонтальщиков, периодически давали большие скорости подводного хода и плотность электролита в аккумуляторах села значительно больше обычного.

Находясь на поверхности, провели еще ряд экспериментов, изучая поведение лодки на различных ходах как в крейсерском, так и в позиционном положении.

Зарядку начали только в 21.30, а через двадцать минут наш пункт наведения сообщил о выходе в море крупного вражеского конвоя.

Прибавин немедленно нанес на карту курс противника и рассчитал время пересечения им западной границы нашего квадрата. Комдив предостерег командира: атаковать на кромке не следует, так как можем помешать нашим соседям.

Мы с Долгополовым тоже готовимся к атаке. Снова и снова прикидываем, сколько понадобится перекачать воды, чтобы компенсировать топящую силу заклиненных носовых горизонтальных рулей.

Время движется медленно. Зарядка уже почти закончена. Наступили часы самого темного времени суток. Чтобы не пропустить конвой, поиск производим не только визуально, но и с помощью гидролокатора. В крейсерском положении галс за галсом ходим почти по середине нашего квадрата. Наконец старшина 2-й статьи А. Н. Бузулуков, прощупывая гидролокатором горизонт, докладывает:

— На курсовом восемьдесят градусов правого борта — корабли. Их много.

Оставив в центральном посту Долгополова, поднимаюсь на мостик. Все бинокли направлены в сторону, указанную Бузулуковым. Но тщетно: расстояние еще слишком велико.

Первым вражеские корабли увидел старший матрос Юденков.

— Принять главный балласт, за исключением средней группы! — приказал командир в центральный пост.

Подводная лодка скрыла свой прочный корпус под покровом волн.

— Головным идет миноносец, — определил Орел. — Командир, теперь держи курс все время на него, тогда наша рубка будет наименее заметна. Пропусти миноносец, а затем ложись на контркурс в его кильватерную струю.

— Именно так я и хотел поступить, товарищ комдив. Сигнальщики, внимательнее следить за морем! — Могилевский склоняется над люком, отдает команды вниз: — Торпедная атака! Оба малый вперед!

— Справа семьдесят — силуэт транспорта! — докладывает наблюдатель старшина 2-й статьи Карпенко.

Заметят ограждение нашей боевой рубки или нет? Вообще-то могут принять ее за свой катер. Тогда тревоги не поднимут. А если начнется тревога, нам придется побыстрее уносить ноги.

Вцепившись в поручень, изо всех сил вглядываюсь в темноту, но ничего пока различить не могу.

И вдруг увидел справа призрачный силуэт. Он всего в пяти кабельтовых. Менее чем в километре от нас.

— Прямо по носу силуэт транспорта, — доложил вахтенный офицер лейтенант Редько.

— Пора, командир! — тихо бросает Орел.

Только теперь я понял замысел атаки. Конвой идет двумя кильватерными колоннами. Мы оказались между ними. Здесь нас меньше всего ожидают, а мы можем выбирать любую цель.

— Зорче смотреть! Не проглядите танкер! — говорит командир наблюдателям.

— Слева сорок — танкер! — почти тотчас докладывает Юденков.

— Лево руля! Всем вниз! Аппараты… пли!

Корпус корабля вздрагивает от трехторпедного залпа.

Я только спрыгнул в центральный пост, как увидел в просвете рубочного люка алую зарницу, полоснувшую небо. Потом прогремели взрывы. Могилевский, захлопнув за собой рубочный люк, крикнул радостно:

— Потопили танкер двумя торпедами!

Слева, справа, спереди и сзади загремели взрывы глубинных бомб. Застопорив ход, мы тихо легли на грунт.

— Это транспорты прямо с борта бросают, — определил Орел, глядя на часы. — Катера так быстро не могли подойти.

Преследования не последовало. Значит, глубинные бомбы были рассчитаны на чисто моральный эффект. Это нас вполне устраивает.

Все тревоги и опасения отодвинулись далеко-далеко. Сразу забыли, что корабль поврежден, что носовые рули заклинены. Ничего, можем еще воевать!

Перезарядили торпедные аппараты. Больше всего этому обрадовался командир второго отсека старшина Карпенко. Его отсек теперь освободился от запасных торпед, которые попортили ему много крови. Громоздкие стальные сигары загромождали и без того узкий проход. Матросы, проходя мимо них, обязательно задевали округлые бока, стирая густую смазку. А оголенный металл от постоянной сырости сразу начинал ржаветь. Карпенко много раз за это влетало от старпома. А в стенной газете появилась карикатура со злой подписью: «Второй отсек, идя на рать, решил торпеды обмарать».