Виктор Корж - Запас прочности

Пройденный путь всегда выглядит не таким уж тяжелым. И нам теперь кажется, что бомбардировка глубинными бомбами не была столь уж жестокой, раз мы уцелели и никого даже не ранило. Такова уж судьба подводников — или все живы, или братская могила на полсотни душ…

Немного спустя всплыли. Надо зарядить аккумуляторную батарею. Вышли на мостик, осмотрелись. Никого нигде не видно. Комдив обратил внимание командира на какой-то предмет, белевший на корме под антенной оттяжкой. Через минуту боцман Ашомок принес парусиновую голландку со шнурками и боевым номером на кармане.

— Ого! Танкер даже свою визитную карточку нам оставил, — с удивлением произнес Могилевский и приказал боцману выстирать и высушить трофей.

Ложимся на обратный курс. В этот момент правее нас взметнулись ввысь два огромных фонтана и грохнули взрывы.

— Срочное погружение!

Кубарем на чьей-то спине лечу в боевую рубку. Чей-то сапог задевает меня по уху, и я отлетаю к трубе зенитного перископа, зажимая рукой ушиб.

— Глубина двадцать, — доносится снизу голос Долгополова.

Рядом со мной стоит Могилевский, потирая локоть. Он, кажется, тоже ушибся.

Спускаемся в центральный пост. Суета срочного погружения уже улеглась.

— Зачем мы погрузились? — удивляется Долгополов. — Самолет уже сбросил бомбы…

Могилевский смеется:

— Посмотрел бы я, как бы вы себя чувствовали, если б самолет на втором заходе влепил нам порцию пуль и снарядов, а возможно, еще парочку бомб.

Больше мы не всплывали. На поверхности моря начинался день. А мы, утомленные событиями, шли укладываться спать. Для нас наступала ночь.

Поспать довелось мало. В 10.00 гидроакустик доложил, что «вокруг шумит море» — идут транспорты. Их много. Похоже, немцы ринулись в повальное бегство из портов, к которым приближались наши войска. Всплыли под перископ. Море два балла. Лодка держится хорошо. И не верится, что носовые рули неисправны.

— Дивмеха в рубку! — слышу я.

Поднимаюсь. Орел подозвал меня к перископу, дал взглянуть в окуляры.

Я посмотрел и даже отшатнулся. Приближенное оптикой огромное судно казалось совсем рядом. Да, паровая шхуна водоизмещением 5 тысяч тонн сама идет на прицел, так что и маневрировать не нужно.

— Может, рискнем? — спрашивает комдив.

Я понимаю, о чем речь. Раньше все атаки мы производили из надводного положения. Стрелять из-под перископа не рисковали: боялись, что без носовых рулей облегченный от торпед нос лодки выскочит на поверхность.

— Рискнем! — соглашаюсь я, хотя знаю, что даже после двухторпедного залпа турбонасос не успеет погасить положительную плавучесть. Делюсь своими сомнениями с комдивом и командиром корабля. Могилевский находит выход:

— Давай людей в центральный пост. Всех свободных сюда! Будем поступать, как было на «Барсах» в первую мировую войну.

Команда набралась солидная, человек пятнадцать. Торопливо инструктирую матросов.

— Торпедная атака! — гремит сигнал.

События развиваются быстро, как в кино. Вот уже командир протяжно восклицает:

— Пли-и-и!

— Бегом! — подталкиваю я матросов.

Они со всех ног бегут к переборочной двери.

— Пошел помпа! Заполнить цистерну быстрого погружения! — командует Долгополов.

— Торпеды вышли, — нараспев докладывает мичман Шевченко.

Третий день его торпедистам находится дело, и каждый раз они справляются с задачей успешно.

Боцман изо всех сил старается кормовыми рулями удержать облегченную лодку: Но нос ее задирается. А с нашими бегунами происходит конфуз. Людей много, а люки узкие; пока все сквозь них протиснутся… Добирались они до торпедных аппаратов слишком долго. И все это время стрелка глубиномера неумолимо ползла влево.

Мысленно прикидываю: глубина восемь метров — появляется на поверхности тумба перископов; пять метров — оголился козырек ограждения мостика; три метра — зенитный полуавтомат полностью на поверхности. К счастью, к этому моменту все пятнадцать бегунов оказались в носу, у самых торпедных аппаратов. Это значит — тонна дополнительного балласта. Нос корабля замер, а потом пошел вниз.

Комдив и Могилевский в перископы следят за движением торпед.

Грохает взрыв.

— Попали в район грот-мачты! — кричит Могилевский.

Лодка, набирая скорость и дифферент, уходит под воду. Ни единой глубинной бомбы. Шум винтов и тот прекратился.

— Шумопеленгатор не работает, — докладывает Бузулуков старпому. — Прошу вызвать сюда Ковалева, командира отделения радистов, он быстро разберется.

Проходит пять минут — тишина.

Проходит восемь минут — тишина.

Орел нервничает и торопит командира подвсплыть под перископ.

Проходит десять минут — тишина.

— Командир, всплывай. Нужно знать результаты атаки, — говорит комдив, поднимаясь в боевую рубку.

Подвсплыли. Подняли перископы. Из реплик, которыми обмениваются Орел и Могилевский, ясно представляем себе, что происходит на поверхности. Торпедированный транспорт погружается кормой. Его кормовой флаг торчит уже из воды. Вплотную к тонущему судну пришвартовалось второе. С подбитого парохода перелезают люди, перебрасывают какие-то ящики.

— Вот бы всадить торпеду и во второй транспорт, — говорит комдив.

Но Могилевскому не до атаки. Он кричит вниз:

— Срочное погружение! Ныряй!

Нас атакуют корабли противолодочной обороны. Мы уже слышим нарастающий шум их винтов. Идем по кривой, чтобы затруднить им поиск.

Но вражеские корабли снабжены «нибелунгами» — гидролокаторами. Когда их импульсные посылки натыкаются на корпус лодки, мы слышим тонкий прерывистый писк. Это означает, что гидролокатор вступил в контакт с целью, мы обнаружены! Взвыв винтами, один из кораблей устремляется вперед, проносится над нами. Страшной силы удары выбивают из-под моих ног палубу, я лечу куда-то. Звенит разбитое стекло, трещит ломающееся дерево. Из рук вырывается все, за что хватаешься. А взрывы все ближе и ближе. Того и гляди прочный корпус не выдержит. Маневрируем и так и этак, но оторваться от противника не можем.

Пищит очередной контакт. Надо срочно менять глубину. Команда боцману:

— Ныряй на глубину восемьдесят два метра!

Серия бомб разрывается близко. Но прямого попадания нет.

Снова контакт.

— Всплывай на глубину тридцать семь метров!

Бомбы начали сыпаться реже. Противник много времени тратит на поиск. Так как в нашем маневрировании по глубине никакой закономерности нет, противнику трудно определить, где искать нас.

Пока, постоянно меняя глубину, водим противника за нос, командир дивизиона и командир корабля не выходят из рубки гидроакустиков. Орел сам прослушивает горизонт и что-то чертит на бумаге. Могилевский внимательно следит за острием его карандаша и согласно кивает головой, потом берет наушники, вслушивается в забортные шумы и тоже чертит на бумаге.