Анна Алматинская - Минувшее

Пришла Салтанат-ой в детский дом, а Галя забилась в угол, хнычет. Все прихварывала. Худая была, запуганная. На ее глазах убили мать. Всего боялась. Подошла к ней чистенькая худенькая узбечка, говорит:

— Ой, кызым, кызым!.. Обе мы сиротки, обе несчастные. Поди ко мне, дитя!

Мы так и ахнули, Галя сразу к ней бросилась и прижалась. Выходила ее названая мать, вот какой красавицей стала Галя, видели?

— Настоящая Наталка-Полтавка!

— В том же году приютила Салтанат-ой беспризорника лет десяти. Хотел он на базаре вытащить у нее из сумки продукты, она его пап за руку, спрашивает:

— Как тебя зовут, батыр?

— Ну, Гриша… Пусти, тетенька!

— Э, нет, не пущу. Потерял ты лицо, воровать начал. Где родные?

— Никого нету. Отца на войне, мать от тифа умерла…

— Тогда пойдем со мной. У меня мужа и сына немцы убили. Живем мы с Галей одни, горе мыкаем, и некому о нас позаботиться. Вот и будешь хозяином, мужчина в доме.

Светлая она, добрая наша Салтанат-ой, подход к людям знает. Мальчишка как привязанный пошел за нею. Вот и вырастила и выучила обоих. Гриша теперь на Дальнем Востоке и армии служит, а Галя работает медицинской сестрой в поликлинике. Галя кончала техникум, когда случилась беда.

— Это слепота? Как это случилось? — спросила я.

— Дело было в соседнем колхозе, там жила и работала Салтанат-ой. После войны поселился у них пришлый человек. Инвалид. Пожалели его, взяли сторожем. Поселился он в пустующей развалюшке на самом краю кишлака. Пустыри там были, только один дом с огородом Салтанат-ой остался от старых времен. И вот начались, в колхозе кражи. То барана утащат, то корову сведут. Потом до сельпо добрались, обокрали. Больше всех переживал и жаловался инвалид-сторож: если бы не хромота моя, нашел бы вора. Дал бы ему жизни!

Вдруг лицо Тони оживилось, она воскликнула:

— Смотрите, смотрите! Слепую наш главврач встречает. Это он каждый день так. Лечит ее. Хочет вернуть ей зрение.

Я обернулась в сторону поликлиники. На крыльце стоял высокий худощавый человек с седой гривой волос. Он сошел с крыльца, поздоровался, заботливо о чем-то спросил старушку.

— Что же было дальше в колхозе? — поинтересовалась я.

— Плохо было. Воров не нашли, а кражи продолжались. Потом случилась беда: увели лучшего коня, а конюха-комсомольца убили. Видать, сопротивлялся или опознал кого. Начался розыск, но так и не нашли убийцу. Тогда взялась за это дело Салтанат-ой. Сговорила несколько комсомольцев, недели три следили. Сидели в засаде и дождались.

Ночью захватили бандита, приехал на краденом коне к хромому с крадеными вещами. Взяли его, и сторожа-инвалида прихватили. Судили. Они никого не выдали, а Салтанат-ой пригрозили: «Попомнишь нас, ведьма».

— Но как ослепла Салтанат-ой?

— С полгода прошло. Все забыли об угрозе. Утром было, постучали в калитку, Салтанат-ой пошла открывать, смотрит перед ней женщина в парандже. Она пригласила.

— Заходи, сестра!

А «сестра» ей в глаза кинула порошком и шипит:

— Всю жизнь будешь мучиться, проклятая! Это за то, что ты подглядывала и совала свой нос не в свое дело.

— Так и не поймали?

— Где поймаешь! Вскочил на лошадь, да и был таков.

— Так и ослепла Салтанат-ой?

— Да, так и ослепла. Галя дала телеграмму Грише, тот на другой день прилетел. Навестил мать, поговорил с нею и за дело. Нашли воров. Большую шайку поймали. Галя взяла мать к себе, так и живут здесь. Мать каждый день провожает Галю — домой одна идет, изучила дорогу. Да вот она возвращается.

— Тоня, пригласите ее, познакомьте!

— Охотно. Она любит новых людей. — Тоня пошла навстречу подходившей старушке, перевела по мостику и усадила возле меня. Мы познакомились, и сразу возникла дружеская беседа. Мы разговаривали и пили душистый кок-чай. Между прочим я задала вопрос:

— Скажите мне, Салтанат-ой, почему у вас такое счастливое выражение лица?

Она погладила мою руку и тихо ответила:

— Потому, джаным, что мне всегда светит огонек… а горит он в сердце моей Гали. Галя — мои глаза, мой свет. О-ей, джаным, в сердце каждого человека есть огонек. У одних он горит и светит, а у других чадит и тлеет.

— Вам огонек ярко светит. Расскажите о себе.

— Слушайте, джаным. В бедном кишлаке жил гончар-горемыка. Он и его жена не имели детей, тосковали. Мать мечтала: «Если бы родился у нас сын, вырос и стал бы покоить нас. Кончилась бы наша бедность». Аллах послал им утешение: жена почувствовала, что станет матерью. Вот была радость! Но родилась девочка. Мать плачет, муж успокаивает: «Что плачешь, неразумная? Родила бы ты сына, он стал бы гончаром. Отец мой, отец отца — все мы были гончарами и голодали. А вот дочка будет красавицей. Я назову ее ханским именем — Салтанат. Вырастет умницей, посватается к ней ханский сын, даст большой калым, и заживем мы с тобой, как баи». Любили меня родители, вот и загорелся в моем сердце огонек.

— И не пришел ханский сын…

Она улыбнулась.

— Пришла революция, освободила женщину. Да. Пришел и мой Каримджан. Навел новые порядки в нашем кишлаке. Появился плов и в нашей семье. Каримджан женился на мне. Отец полюбил его. Он был хорошим сыном, берег моих стариков…

— Но у вас были утраты, горе…

Облако печали затянуло светлое лицо старушки. Она провела рукой по глазам.

— Было, джаным. И горе и потери были. А Галя и Гриша снова зажгли в моем сердце огонек радости. Разве может быть несчастным человек, когда его любят? А счастливый всегда хочет доставить радость другому.

От ее уверенных слов потеплело на сердце. Как права эта милая старушка! Доставлять радость человеку, не в этом ли счастье? Быть душевно щедрым, любить людей, приносить радость…

Раздался призывный сигнал автобуса, приглашая пассажиров занять места.

На прощание я обняла эту светлую, кроткую женщину.

— Будьте счастливы, Салтанат-ой!

— Пусть не угасает и ваш огонек. Не уставайте, джаным! — ответила она мне узбекским напутствием.

И вот я у цели своего путешествия — у Мастуры Азизовой, известной в республике женщины-механизатора. Что же удалось мне выяснить в беседе с ней и с людьми, знавшими ее?

Родилась Мастура Азизова в Мадридовском сельсовете, возле Самарканда. Отец ее был кустарем-красильщиком. От зари до зари окрашивал он ткани, любовно выискивая сочетания оттенков. Но этим кропотливым трудом он едва мог прокормить свою семью. В 1916 году отец умер. Матери пришлось очень трудно. Надо было прокормить пять человек детей. Пришлось всем работать. Мать ходила на поденную работу к соседям, девочки нянчили ребятишек, а мальчики пасли овец и коз.

После революции мать одной из первых в кишлаке сбросила паранджу. Была активисткой в женотделе и работала в квартальном комитете. Вскоре она выдала двух старших дочерей замуж, а мальчиков отдала в школу учиться.