Кристофер Леонард - Koch Industries. «Капитализм для своих», или Как строилась власть корпораций в Америке

Все слушали, затаив дыхание. «Экономике приходится нелегко. На плечи американских семей лег груз самой тяжелой за последнее поколение рецессии, — с большой печалью и огромным состраданием в голосе сказал он. — В разгар тяжелейшего за поколение экономического спада эта администрация и это большинство в Конгрессе готовы принять национальный энергетический налог, который поднимет стоимость энергоносителей для каждой американской семьи».

И тогда Пенс сделал то, чего никто из его коллег, казалось бы, ни разу не сделал за весь восьмичасовой день.

Он посмотрел прямо в камеру канала C-Span и обратился ко всем зрителям у экранов, кем бы они ни были. Указав на них пальцем, он призвал их самим начать менять ситуацию к лучшему. «Если вы против национального налога на энергоносители, прямо сейчас возьмите и позвоните своему конгрессмену! — воскликнул он. — Как однажды замечательно сказал Александр Гамильтон, “Здесь, сэр, правит народ”. Мы можем остановить этот законопроект.

Мы можем добиться большего. Мы должны это сделать».

Это была проникновенная речь, но лозунг Пенса казался странным и неуместным. Похоже, среди аудитории C-Span было не много избирателей, готовых выступить против повестки дня Обамы. Пенс замолчал и вернулся в галерею.

Он был похож на Крысолова, на звуки дудочки которого никто не польстился.

Через несколько часов дебаты были закончены и началось поименное голосование. Филлипс и его коллеги наблюдали за тем, как подсчитывались голоса, и с каждой минутой их восторг усиливался. Их преимущество становилось неоспоримым. Разница в один или два голоса превратилась в отрыв на семь пунктов. Законопроект был принят 219 голосами против 212. За него проголосовал консервативный техасский демократ Джин Грин из нефтеперерабатывающего региона страны, а также Рик Бушер из угольного региона. Примечательно, что восемь республиканцев покинули ряды своих соратников и поддержали законопроект, что превысило все ожидания Филлипса и других членов его комитета.

Когда подсчет голосов завершился, Филлипс и его коллеги направились в штаб Комитета по энергетике и торговле. Это были хорошие офисы с просторными помещениями, далекие от условий тесного подвала, в котором в течение многих лет работал Филлипс.

Шампанское было открыто, бокалы розданы. И Ваксман, и Марк были в комнате и общались с сотрудниками. Оба мужчины произнесли речь. В воздухе витало невероятное чувство выполненного долга. Все пили, смеялись и хлопали друг друга по спине; они были уверены, что законопроект будет принят Сенатом в течение нескольких месяцев, возможно, к Рождеству.

«Мы сделали то, на что рассчитывали, — сказал Филлипс. — Я чувствовал, что именно ради этого я и приехал в Конгресс».

Каждый квартал Чарльз Кох проводил собрания в зале заседаний совета директоров компании [663], чтобы оценить прогресс каждого крупного подразделения его организации. Он задавал вопросы руководителям, оценивая их презентации на предмет слабых мест и обсуждая их планы на будущее. К середине 2009 г. Чарльз Кох изучал подобные презентации и от своих политических деятелей.

Он сидел за большим столом из полированного дерева и слушал, как ведущие сотрудники его политической сети обсуждали события последних месяцев, делились своим взглядом на ситуацию и излагали планы на будущее.

В середине 2009 г. новости, связанные с политической деятельностью, были крайне печальными. Законопроект Ваксмана — Марки был принят Палатой представителей и быстро продвигался к Сенату. Что еще хуже, по закону о стимулирующих мерах Обамы конкуренты Koch Industries, специализирующиеся на ветровой, солнечной и возобновляемой энергетике, получали миллиарды долларов.

Чарльз Кох воспринял эту информацию с явным бесстрастием, как если бы речь шла о бизнес-единице. Он попросил предоставить ему данные и тщательно их проанализировал. Один из старших сотрудников политического направления вспоминал, как послал Чарльзу Коху электронную таблицу с данными опросов об отношении участников голосования. В презентации были приведены максимальные цифры, показывающие широкое отношение голосующих, которые сопровождались несколькими сводными отчетами с подробными данными, разбивающими результаты опроса по демографическим группам. Пока сотрудник представлял результаты Чарльзу Коху и другим директорам компании, Кох перестал задавать вопросы об этих данных.

Он спросил о цифрах в перекрестных таблицах. Он хотел узнать, почему женщины в одном географическом регионе чувствуют то, что чувствуют. Сотрудник был шокирован глубиной знаний, лежащих в основе этого вопроса. Своим политическим начинаниям Чарльз Кох уделял столь же пристальное внимание, как и корпоративным.

Еще более удивительным казалось то, что Чарльз Кох мог удерживать в уме все свои политические операции.

Контуры политической машины Коха были намеренно затуманены и сложны. Сторонние аналитики потратили бы годы, пытаясь собрать воедино все его различные части.

Политическая машина состояла по крайней мере из десятков фиктивных групп, финансируемых анонимными спонсорами, в которых работали действующие и бывшие сотрудники Koch Industries. Сеть включала главный лоббистский офис в Вашингтоне; всех лоббистов, нанятых по контракту; относительно непрозрачную группу активистов под названием «Американцы за процветание» (Americans for Prosperity) с отделениями в нескольких штатах; по крайней мере несколько частных политических консультантов; корпоративный Комитет политических инициатив Koch Industries; различные аналитические центры; академические программы и стипендии; и объединение состоятельных спонсоров, которых Чарльз и Дэвид Кохи приглашали дважды в год на благотворительный вечер, посвященный сбору больших пожертвований на избранные дела Koch Industries. И эти составляющие были лишь самыми заметными элементами политической машины Коха.

Общее представление обо всем политическом аппарате можно было получить только сверху, оно было доступно горстке людей, наделенных полномочиями наблюдать за всей картиной целиком. Этими людьми были Чарльз Кох, Дэвид Кох и их главный политический деятель Ричард Финк. Из них Чарльз Кох, несомненно, обладал наибольшей властью. Именно Чарльз Кох оказал основное влияние на то, как эта политическая машина отреагирует на удивительную динамику, заложенную в законопроекте Ваксмана — Марки. Его реакция показалась бы обычной любому, кто хорошо его знал. Чарльз Кох был непреклонен в многолетней судебной тяжбе против своего брата Билла.

Он был непреклонен в борьбе с родственниками и акционерами, которые хотели сделать компанию публичной. Он был непреклонен в схватке с профсоюзами.