Дмитрий Брикман - Детский недетский вопрос

27 октября 2014 г.

Игорь Губерман — писатель, автор афористичных и сатирических четверостиший — «гариков».

Конечно. Я притворяюсь интеллигентным, вежливым, воспитанным, доброжелательным, высокоинтеллектуальным человеком. Это в чистом виде маски, чтобы втираться в общество.

Конечно. Ничего естественного, искреннего и открытого в поведении человека, который сидит перед телевизионной камерой, нет.

Неужели это детские вопросы?

Вы знаете, ответить на него невозможно. Я сейчас скажу почему. Несколько лет назад в одной из книжек я пытался написать про пошлость. И тогда я обнаружил, что это одно из четырех слов, которые не смог объяснить своим студентам Набоков. Пошлость, интеллигенция, мещанство и хамство. Пошлость — это отсутствие вкуса, это сверхкрасивость, квазикрасивость. Квазиумность, которую я сейчас пытаюсь проявить. И вообще, пошлость — такая штука, которая видна в проявлениях, но не поддается формулировке.

Однажды мне довелось побывать в огромном казино в Москве, которое принадлежало какому-то армянину. Там лежали ковры в виде игральных карт, окружающее пространство было покрашено в золото, а в довершении всего стояли бассейны, где плавали дельфины. На мой взгляд и на мой вкус это было пошлостью. На взгляд и вкус хозяина это было роскошью. Так что дать определение, понятное всем, невозможно. И еще хочу добавить, что чудовищной пошлостью звучит сегодня слово «патриотизм», потому что оно было просто затоптано всякими комсомольскими и партийными деятелями за время нашей молодости.

Это опять вопрос, на который невозможно ответить, потому что дурак — это такой ум.

Кого вы могли бы назвать дураком?

Во-первых, я должен человека услышать. Потому что признаки дурака совершенно необязательно написаны на лице. А когда я его услышу, я уже могу немножко судить. Но при этом по сравнению с ним я сам могу оказаться чудовищным дураком, потому что у него огромные денежные накопления и невероятная предприимчивость в деловых операциях. Так же как академик, который в своей среде считается мудрецом, будучи послан женой на рынок, за большую цену купит гниловатую картошку. К радости и удивлению продавца. Поэтому самый умный человек может вести себя как дурак, и дурак может обходить умных людей в разных делах. Показатели Ю к этому никакого отношения не имеют.

По-моему, успех в жизни — это когда ты в пятницу вечером с огромным удовольствием от прожитой недели выпиваешь с друзьями, а рядом жена, дети. Нет, детей лучше не надо. Просто выпиваешь с друзьями и чувствуешь, что живешь полной жизнью, делаешь то, что тебе интересно, утоляешь свое любопытство, свои амбиции и так далее. Это успех.

Но есть ли у них ощущение, что они живут полной, насыщенной, отвечающей их желаниям жизнью? А что, по-вашему, ценно? То, что я влез на Эверест, трахнул 18 блондинок или стал всемирно знаменитым? Всемирная знаменитость проходит с твоей смертью. Никому это не нужно.

Тогда вопрос. 6 лет, мальчик: «Я вот купил тебе подарок. А что ты мне подаришь?» Представьте себе, что вы Бог и можете подарить мальчику все что хотите. Это может быть вещь, знание, умение, понимание, но только что-то одно.

Я бы ему подарил легкомыслие, или оптимизм, или беспечность.

Тогда, наверное, беспечность. Мне очень нравится это качество в людях. Потому что жизнь ужасна. Уточню, в беспечность в моем понимании входит и легкомыслие, и доверчивость. Беспечным жить гораздо лучше, чем подозрительным, тяжелым и хмурым.

Ну, может быть, не самое страшное, но я видел мертвых и умирающих людей, я видел человека, которому только что раскроили голову бревном. Это в лагере было, и он тут же мыл эту рану в луже, потому что не мог пойти в санчасть по разным соображениям. Знаете, как бы вам сказать… Очень часто я читал про страшное, например о детских домах и больных детях, и, обладая воображением, переживал это гораздо сильнее реальных событий. Отсутствие достойной помощи для них — это реально страшно.

Чудовищно. Что вы, что вы! Во-первых, я два-три раза в день вру по телефону, что у меня все в порядке со здоровьем. Во-вторых, я вру, когда не хочу отвечать правду, где я был. В-третьих, я очень часто вру, когда описываю свои впечатления от событий или поездок в разговорах с друзьями, пока жена не одернет. Так что я ужасная врушка. И все литераторы врут в своих произведениях.

Я очень рад, что мы совпали во мнениях.

По тем ощущениям, которые я излагаю, очень много. На темы России, Израиля, евреев, антисемитизма я пишу честно и открыто, как думаю. Но есть вещи, о которых я пишу, но как бы не от своего имени. Например, я довольно много пишу о сексе. И в одном интервью меня спросили: «А вы в самом деле такой ловелас?» На что моя жена, умничка и филолог, она присутствовала при этом разговоре, сказала: «Это не он, это его лирический герой». Потом, знаете, на старости лет я довольно много стал писать о Боге. Подсмеиваюсь над ним немножко. Не хотел бы оказаться в реальности в такой, так сказать, ситуации, встретясь с ним.

Я никогда не думал о наружности Бога, но абсолютно уверен, что знакомых нам очертаний человека или животного у него нет. А вообще я агностик, такой незнайкин. Нет, давайте так — Незнайкер, чтобы была еврейская фамилия.

Не знаю, батенька. Могу вам какую-нибудь херню сказать, но на самом деле я даже никогда об этом не думал.

Хорошо. Кстати, о херне. «Почему нельзя говорить плохие слова?» — 6 лет, мальчик.

Я думаю, мальчик не прав. Он никуда не денется в дальнейшем от произнесения этих слов. Когда ему будет 14, он подберет где-нибудь чинарик и будет в подъезде или в подворотне курить и ругаться матом, чтобы показать знакомой девочке Елизавете, что он уже половозрелый и взрослый мужик. Это первый случай употребления неформальной лексики. Потом он станет, предположим, грузчиком, будет тащить ведро с цементом и уронит его себе на ногу. Он что, скажет «Ох, боже мой!»? Нет. Неформальная лексика настолько естественная часть великого, могучего, правдивого и свободного русского языка, что ее невозможно запретить, как бы Госдума ни старалась.