Александр Донских - Яблоневый сад [litres]

И лёгкими, ещё слабо развитыми крылышками взмахивает время оторопи, но и нередкого протеста, а то и литературного хулиганства, озорства, причины которых, возможно, в отчаянии художника перед неумолимостью Бытия:

Возможно, спр о сите: а пример про хулиганство, озорство? Пожалуйста: в трёх томах да не найти смельчака!

Нет-нет, конечно же, это не хулиганство. Знаете, встречаешь хорошие стихи – хочется перечесть и кому-нибудь сказать о них. Вот, воспользовался случаем.

Однако – к делу. Сразу оговоримся: три времени – несомненно, условность, фигуральность, призванная упорядочить собственные впечатления от прочитанного и познанного со страниц. А хорошая литература, полагаем, – явление многослойное, многокрасочное, многовекторное; хорошая литература обычно не вмещается в своё время, но и в другом времени ей бывает тесно, неприютно, одиноко. Возможно, ей не хочется быть во времени, то есть в рамках, в тисках правил, установлений, предрассудков, суесловий, возгосподствовавшей идеологии. Она – как облака: высоко и в движении всегда, даже если внизу ни единый листик не шелохнётся. А облака как живут? Где захотят – прольются дождём, вспоят нивы жизни, потом – снова к высям. Да, несомненно, в книгах «Поэзия» и «Проза» собрана, в сущности, неплохая литература, есть, думаем, даже шедевры. Очевидно, что составители старались отразить через представленные и тексты, и имена, и судьбы переменчивость эпох, вкусов, пристрастий, вообще развитие человека, в том числе неизбывное влечение художника, в частности художника слова, как подметил Валентин Распутин в очерке «Иркутск с нами»: во всякое время в укреплении жизни ступить вперёд ; и здесь же сказано: не допустить упадка – значит подпереть старое новым .

В обеих книгах и встречаем эти разнообразные подпорки, позволяющие развиваться литературе, писателям, творческим артелям. Молодые учились и учатся у более зрелых, именитых авторов; те и другие осваивали и осваивают передовые (может, правильнее – новые) или вечные (но, надеемся, не ветхие) темы, бывали и бывают изобретательны или консервативны в сюжетах, легки или строги в плетениях узоров из слов и образов. Традиция и новаторство (новшество) – в едином потоке Времени и Судьбы. И всё бы оно хорошо, однако нет-нет да призадумаешься: а кто же читатель?

Среди «Автографов писателей» повстречались строки, которые насторожили, обеспокоили:

Похоже, не в бровь, а в глаз: она позволяет и – кто из нас, литераторов, не знает – ей, в сущности, вовсе не жаль. Действительно, какие из представленных в двух томах текстов будут нужны, кто станет их читателем, ценителем или, если хотите, оценщиком? Чему так и остаться на веки вечные на страницах этих томов, а чему шагнуть на иные страницы-дороги? Для кого обложка сия – уже надгробие, а для кого обе они – два крыла: захочу – взмахну и полечу, а захочу – посижу ещё немножко, силёнок подкапливая?

Но всё же, всё же: надеемся и уповаем – читатели будут, из воздуха ли явятся, как привидения, или время в муках породит их всамделишными. Надеемся и уповаем – найдутся ценители и оценщики. Надеемся и уповаем – оба тома станут территорией – а в чём-то или в ком-то terra incognita – для исследований литературоведов, другого учёного люда, а также лучших друзей писателей – критиков. Неспроста составители сообщили, что издание… адресовано культурологам, исследователям литературы, критикам, студентам-филологам . Подчеркнём – критикам ! Несомненно, нужны новые Тендитники и Трушкины, не говорим, затаивая дыхание, – Белинские и Писаревы. Литераторы хотят получить оценку, как прилежный ученик, тянущий руку; они хотят почувствовать свою причастность к жизни России и своими литературными трудами послужить ей, чтобы всем нам – опять-таки! – не допустить упадка .

Впрочем, пока живём – живём, и нечего раскисать! Правильно?

Что же первый том, к которому захотелось присмотреться зорче? Он, собственно, и есть юбилейный, иркутский, он так и называется – «Слово о городе». Составители ясно и однозначно информируют нас в ремарке: в сборник включены произведения иркутских писателей, посвящённые родному городу. Написанные в разные годы, они рассказывают об истории Иркутска, событиях, происходивших в его культурной и общественной жизни, судьбах иркутян. Издание посвящается 350-летию Иркутска . Однако о городе, о самом Иркутске, – маловато; и в первой части, беллетристической, мемуарной, публицистической, – как, помогайте, точнее? – маловато, и во второй, исключительно поэтической, маловато. Везде и маловато, и даже скупо. Обо всём о разном – помаленьку, разношёрстно, порой пёстро и сбивчиво. Довеском тут и там – о непростых путях-перепутьях иркутской литературы, но тех, далёких-далёких, эпох; видимо, к 80-летию писательской организации. А современность? Кто задумывался, исследовал, почему в Иркутске три писательские организации? Когда-то была одна, единая. Что развело людей, что озлобило друг против друга?

В томе незначительное число новых, свежих текстов, рассказов о современной, такой необыкновенной, чертовски интересной своими противоречиями и устремлениями жизни. Нет ни слова о прекрасном фестивале русской духовности и культуры «Сияние России» (или коротенько упомянули? покажите, где), о наших выдающихся земляках – Денисе Мацуеве, Александре Сокурове, Леониде Гайдае, о многих других интересных личностях искусства, литературы, науки, бизнеса, менеджмента. А о деятельности Валентина Распутина, Марка Сергеева, Ростислава Филиппова, Алексея Фатьянова, Анатолия Стрельцова, Михаила Корнева, Галины Солуяновой нельзя было рассказать? Список можно и нужно продолжить – у нас столько замечательных людей! Почти что нет во всём томе историй, о которых ты не слышал раньше, о которых не читал в великолепных изданиях дворянской России или советской эпохи, а также 90-х, 2000-х годов. Не отражены в книге новые исследования по истории города. Или их совсем нет? Также нет ничего нового (или даже совершенно ничего) и о жизни писательских организаций: какие книги издают нынче, о чём спорят, чего опасаются, кого хвалят, кого ругают, вообще – чем дышат.