Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Месяца через два — в апреле — было опрошено еще около пятидесяти свидетелей. Потом стало ясно, что многие не могут выехать из Чечни и мы пять дней вели опросы в Хасавюрте и даже в Грозном. Но некоторые — уцелевшие и сбежавшие из России боялись сюда возвращаться и двадцать четвертого — двадцать шестого мая девяносто шестого года нам удалось многих живущих в Европе собрать в Праге и провести опрос там. То есть была проведена, с соблюдением сложных юридических процедур, большая работа по подготовке и передаче международному трибуналу достоверных сведений о подготовке и планированию войны в Чечне и совершенных в ее ходе военных преступлений и преступлений против человечности. Свидетелями были русские, чеченцы, немцы, англичане, чехи (иностранцы — это журналисты и члены гуманитарных организаций, побывавшие в Чечне), два советника президента России, депутаты Думы, юристы, солдаты и офицеры, воевавшие в Чечне и, конечно, множество мирных жителей.

Довольно скоро начала вырисовываться вполне серьезная проблема. Практически все свидетели (кроме журналиста Михаила Леонтьева) были противниками этой войны, прямо или косвенно осуждали российские власти. Между тем для нас было ясно, что террорист Басаев, захвативший больницу в Буденовске бесспорно тоже является преступником, да и вообще Трибунал должен заслушивать обе стороны, а не только одну, пусть и потерпевшую. Между тем почти все журналисты и должностные лица постоянно оправдывавшие войну, давать показания отказывались. Володя Ойвин, чуть ли не ежедневно одолевал редактора газеты «Красная звезда», где шло неуклонное прославление войны, просьбами прислать для дачи показаний своих журналистов. Редактор не отказывался, обещал, тянул — никто из «Красной звезды» так и не появился. Я написал официальное письмо генеральному прокурору России Скуратову, возбудившему уголовные дела в отношении Дудаева и ряда его подчиненных с просьбой передать нам копии материалов, находящихся в распоряжении прокуратуры. Юрий Скуратов ответил мне, что так как Трибунал не является государственным учреждением, он не может дать нам никаких материалов.

И вдруг восьмого января девяносто седьмого года все переменилось. Мне позвонил Юрий Хамзатович Калмыков после ухода с поста министра юстиции, оставленный Сергеем Алексеевым председателем Комитета гражданского права и сказал, что только что получил от Митюкова — первого заместителя секретаря Совета Безопасности России некоторые документы и хочет сам их привести. Я, конечно, согласился и через полчаса, грузно поднявшийся по лестнице (в Колобовском лифт останавливался между этажами) Юрий Хамзатович вошел в мой кабинетик.

Это был единственный его приезд в «Гласность» — члены Трибунала не участвовали в сборе материалов, которые должны были им быть предоставлены в готовом виде. Раза два я был у него в роскошном кабинете на Ильинке, рядом с Кремлем. Незадолго до того мы вместе проводили конференцию о положении на Кавказе в Стамбуле, но там он был в качестве председателя Всемирного черкесского союза — в Турцию во время завоевания Россией Кавказа выехало около трех миллионов черкесов. В Турции они составляли костяк армии и спецслужб, но назывались турками — черкеский язык запрещен, нет ни школ, ни газет, ни книг. Все мусульмане в Турции — турки, как в Азейрбаджане — азейрбаджанцы. Но уважение, переходящее в почитание, с которым и в Черкесске, где я тоже был на конференции и в Стамбуле его принимали было поразительным (как и скромность, с которой он от этого почитания отбивался).

Но в Москве он был первоклассным русским юристом, к тому же единственным членом правительства России, который не только в знак протеста из него вышел, но хорошо зная горские обычаи пророчески сказал, что война эта будет войной со всем чеченским народом, который в этих условиях объединиться вокруг Дудаева (до этого его по опросам поддерживало 30 % чеченцев).

Юрий Хамзатович устало сел за письменный стол и показал мне принесенные бумаги. Это были копии двух официальных с грифом «совершенно секретно» писем директора службы безопасности Ю. Ковалева секретарю Совета Безопасности России Рыбкину (они факсимально воспроизведены в четвертом томе «Международного трибунала»). В этих письмах и приложении к ним на восьми страницах (приложение было несекретным) Ковалев перечислял Рыбкину случаи насилий, совершенных чеченцами в отношении русского населения — для возможного использования на Генеральной ассамблее ООН в его докладе о правах человека в России.

Юрий Хамзатович сказал, что Митюков позвонил ему из Совета Безопасности (с Новой площади на Ильинку) и сказал, что у него есть документы «для вашего трибунала» и что он сейчас их пришлет с курьером. Это и были документы председателя Федеральной Службы безопасности России. Но Юрий Хамзатович не был бы первоклассным юристом, если бы тут же не закрепил свой рассказ адресованной мне запиской о том когда, от кого и какие бумаги он получил для Трибунала (записку мы тоже факсимильно воспроизводим). После этого сразу же попрощался и уехал.

А я серьезно задумался. Конечно, Митюков и даже Рыбкин считались в администрации Ельцина либералами, но все же они точно не могли позволить себе совершенно открыто передавать секретные адресованные им письма Директора ФСБ, организации, которая открыто была противником этой службы, без согласия автора письма — Ковалева.

Как бы ни были сложны интриги в Кремле, которых я, конечно, знать не мог, но директор ФСБ не может передавать свои материалы Трибуналу, где обвиняемыми является все российское руководство и он сам, в частности. Передавая нам официальные (пусть и ничтожные по содержанию) документы, он тем самым не просто нам помогает — нам и нужны были показания с другой стороны — , главное, если не де юре, то де факто признает не просто существование, но легитимность Международного трибунала. Это было очень странно.

И тут я вспомнил, к сожалению, не вошедшую в издание тома Трибунала историю гибели журналистки «Общей газеты» Нади Чайковой. Она была самой храброй из журналистов, работавших в Чечне. Только материалы Ани Политковской, но уже о второй чеченской войне, которую мы не смогли предупредить, были сравнимы со статьями Нади. Она писала не только о военных преступлениях, чудовищном насилии царящем в Чечне, но и о коррупции, о торговле оружием и нефтью, а это всегда особенно опасная тема. Генерал Рохлин в своем последнем, перед тем как был убит, интервью говорит о том, что война в Чечне, жизнь чеченцев и русских солдат были отданы «за мафию», за интересы тех, кто выкачивал миллиарды долларов на незаконной торговле нефтью. Я не сомневаюсь в справедливости слов генерала, так же как в его утверждении, что войны можно и нужно было избежать — это видно и из материалов Трибунала. Хотя мне кажется, что решение о войне принимал Ельцин не под влиянием людей финансово в войне заинтересованных, а скорее тех, для кого это была политическая задача (об этом в своих показаниях у нас на Трибунале говорил советник Ельцина Эмиль Пайн). Но это все отдельные вопросы.