Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Была еще одна существенная причина, побуждавшая нас к этому. Еще в восемьдесят восьмом году в газете «Моргенбладет» я писал о том, что как бы не относиться к внешней политике Горбачева, к его экономической политике, но хоть как-то можно говорить о сформулированной позиции советского руководства. Между тем национальной политики у него нет никакой, нет даже общих пердставлений о том, что нужно делать в это трудное время, а это очень опасно в таком многонациональном государстве. Иона Андронов в своей статье в «Литературной газете» это назвал подстрекательством к национальным волнениям.

После Крючковско-Ельцинского переворота положение стало еще хуже. Многочисленные кабинеты в Кремле и на Старой площади заполнила зачастую и вовсе какая-то шушера, отличительной чертой которой была полная безграмотность и безответственность. По отношению к национальным вопросам это было особенно заметно. В советское время, которому я, конечно, никак не симпатизирую, в соответствующих отделах ЦК, Совета Национальностей Верховного Совета СССР, Министерства по делам национальностей собралось много специалистов, выходцев из тех районов, проблемами которыми они были заняты и если далеко не всё хотели и могли решить приличным образом, то и катастрофических ошибок в последние годы тоже не совершалось.

А на всем Северном Кавказе, скажем, одной из многих была оставленная Сталиным взрывоопасная проблема: сотни тысяч людей из высокогорных аулов были переселены в низины. Делалось это, конечно, потому, что в высокогрье НКВД не могло никого контролировать и даже заслать свою агентуру. Но думаю, что и ставилась другая вполне сознательная цель — перессорить до этого мирно жившие по соседству народы. Потому что земли, на которых были поселены горцы формально считались пустующими, но на самом деле это были выпасы для овец тех, кто жил в низинах. Теперь они лишались и своих традиционных земель и скота, который негде было кормить, а был единственный средством пропитания, что, конечно, не улучшало отношений между вынужденными переселенцами и местными жителями. И таких проблем было много. Более поздняя советская администрация их понимала, как-то пыталась смягчить, ельцинская не знала ничего и знать не хотела, специалисты такие как директор Института этнологии Тишков недолгое время побывавший министром, откровенно из администрации изгонялись и не приглашались даже для консультаций. Множество кровавых ошибок совершенных в эти годы, были не только следствием коррупции, мелких личных амбициозных соображений и вполне циничной политики, но результатом полнейшей некомпетентности людей, успешно захвативших кабинеты в Кремле.

Только поэтому фонду «Гласность» пришлось, скажем, разрабатывать на специально собранной конференции условия мирного соглашения между Северной Осетией и Ингушетией. Там постоянно происходили чаще всего кровавые стычки между осетинами и ингушами, причем победителями (но на словах жертвами) как правило оказывались те, чья милиция вступала в дело раньше. Число взаимных обвинений было очень велико. Мы пригласили руководителей обеих республик. Президент Ингушетии — Руслан Аушев, правда, не смог приехать, но прислал со всеми полномочиями председателя Верховного совета Плиева, из Северной Осетии приехали и президент Александр Дзасохов и председатель Верховного совета Цаголов. Кроме многочисленных специалистов, которых мы пригласили (в том числе два бывших министра по делам национальностей — к этому времени министерство со всеми его сотнями специалистов по всем вопросам, работавшими по двадцать лет, вообще было уничтожено), но еще и генерал-лейтенанта Николая Стаськова — заместителя командующего ВДВ (воздушно-десантными войсками) России, что было результатом забавного совпадения незадолго до этого.

В государственной Думе я оказался на каком-то круглом столе, посвященном Кавказу, устроенном Алексеем Митрофановым, тогда первым заместителем Жириновского. Естественно, собравшаяся компания, кроме самого ведущего, была мне незнакома, рядом со мной сидел столь же незнакомый военный в генеральской форме. Я что-то сказал, как всегда мало совпадавшее с мнениями других участников, но когда после этого сел в кресло, военный раскрыл лежавшую перед ним папку и пододвинул ее мне. Там были тезисы его выступления, которого произносить он не стал, и что самое поразительное, они большей частью совпадали с моей, никем не поддержанной оценкой. Так мы познакомились, оказалось, что Стаськов перед тем был командующим русским миротворческим корпусом в Приштине и имел большой опыт по улаживанию отношений между сербами и албанцами.

К сожалению, документы и этой конференции, как и текст хорошо работавшего много лет договора между правительствами Ингушетии и Северной Осетии при последнем грабеже «Гласности» пропали. Помню только, что соглашение включало в себя создание совместных ингушско-осетинских милицейских подразделений, которые и должны были выезжать (или вести следствие) в случае межнациональных столкновений. И, кажется, это много лет хорошо работало.

Конечно, о Чечне в «Гласности» тоже не забывали, в особенности потому, что за это время у всех у нас появилось много друзей в этой несчастной республике. Хотя на полноценное проведение Трибунала никаких средств найти не удалось, предложение английской телекомпании ITV провести его в прямом эфире тоже почему-то сорвалось и последняя возможность — выдвинуть обвинение виновникам войны в судах Бельгии или США, где принимаются к рассмотрению преступления совершенные иностранными гражданами на территории их государств, тоже оказалось нереализуемой — на такие процессы нужна была масса денег, а никто помогать не хотел.

Но ЮНЕСКО мне удалось уговорить выделить небольшой грант на помощь беженцам из Чечни в Ставропольском крае, чем в самой Чечне были заняты многие частные благотворительные организации — «Человек в беде», «Врачи без границ» и другие, но в пограничном крае десяткам тысяч беженцев не помогал никто. Администрация края пыталась их как-то расселить, но во внезапно удвоивших население поселках не было достаточно больших школ, детских садов для детей и хотя бы этим удалось заинтересовать ЮНЕСКО (это был, кстати говоря, их первый и единственный проект помощи жертвам чеченской войны).

Я объехал прибрежные поселки, были составлены сметы и даже чертежи необходимых, очень скромных построек, намечены сроки финансирования и проверки выполнения работ. И районные и краевые власти сами были в этом очень заинтересованы и поэтому эта хлопотная работа шла легко.

Но со мной захотел повидаться и председатель краевого комитета КГБ и история, которую он между делом мне с отвращением рассказал, подтвердила самые худшие мои предположения: