Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Но все же еще была надежда хоть как-то, если не укрепить то сохранить, если не демократическое, то хотя бы правозащитное движение.

На заседании «общего действия» — небольшого кружка из руководителей московских правозащитных организаций было решено провести «всероссийский чрезвычайный съезд», который мог бы поддержать пока еще уцелевшие небольшие организации по всей стране, показать их сплоченность и пока еще относительную массовость, обсудить важнейшие проблемы. Решение было принято, поддержано множеством организаций в других городах, но «Гласность» к этому времени уже пришлось отказаться от одной из двух квартирок, которые мы снимали для офиса, то есть денег не было совершенно, имевшие государственные офисы «Хельсинская группа» и «За права человека» и целый небольшой дом «Мемориал» выполнявшие к тому же «сетевые проекты» ни копейки на съезд найти не могли. Арсений Рогинский сказал мне:

— Только вам, Сергей Иванович, удастся собрать средства на съезд.

Я был уверен, что Сергею Ковалеву или Ларе Богораз это удалось бы сделать не хуже, да и у Алексеевой связи в фондах были точно лучше моих, но никто делать этого и не думал, и я, действительно, поехал в США, вооруживший просьбами и от всех других организаций, и собрал тысяч сто пятьдесят на прведение съезда. В конечном итоге это тоже послужило одной из причин (но лишь одной из многих) гибели «Гласности» — деньги я собрал для всех, по-моему они даже перечислялись не на счет «Гласности», а «Мемориала», но ведь давались-то они мне и поэтому во весь следующий год «Гласность» не могла получить просто ни копейки и мы жили в долг или на мои собственные деньги. Все известные мне фонды считали, что уже и без того все, что могли «Гласности» выделили.

Съезд действительно получился гигантский — более тысячи человек со всей страны и, к несчастью, последний.

На съезде прозвучали два бесспорно очень серьезных и объективных доклада: Сергея Ковалева о «послушном парламенте», о возвращении к советской командной системе, и Владимира Миронова о практическом уничтожении правосудия в России. К несчастью они уже звучали горестно — академически. В них не было осознания главного — все это следствие гибели демократического движения и гражданского общества, которые могли бы что-то изменить в стране. Когда подобные доклады звучали на съездах «Мемориала» (до его уничтожения в 1992 году) и «Дем. России» до ее гибели — они реально влияли на положение в стране, в 2001 году перед беспомощными и разрозненными людьми это было только сотрясение воздуха.

Доклад Олега Орлова от имени нового «Мемориала» о войне в чечне при внешнем бесспорном приличии обнаруживал главную цель — никого не обидеть и уж, конечно, выжить. Хотя Олег мельком и упомянул, что «Гласность» была единственной организацией, пытавшейся сделать невозможной хотя бы вторую чеченскую войну (в тезисах этого нет), но, конечно, не сказал, что именно и в каких условиях мы для этого делали. В его докладе о новой войне, казалось, все было правильно и очень гуманно. Речь шла и о пытках и о похищенных людях, массовой гибели мирных жителей, нелегальных тюрьмах в воинских частях и даже о немедленном выводе из Чечни воинских частей и милицейских соединений, которые скомпрометировали себя насилием над мирными гражданами.

Однако, из доклада создавалось впечатление, что эти воинские соединения сами пришли в Чечню, а не в Кремле находятся виновники этих преступлений. Что еще не существует Международный уголовный суд над военными преступлениями и преступлениями против человечности, что взрывы домов в Волгодонске, Москве, Буйнакске, марш Басаева в Дагестан и, следовательно, гибель при этом многих тысяч ни в чем не повинных людей заведомо не может иметь никакого отношения к преступлениям в Чечне. На первый взгляд непонятно, чем я был недоволен: Сергей Адамович сделал ясный и четкий доклад о политическом положении в России, Олег говорил лишь об одном из проявлений нового режима и не должен был придавать ему глобальный характер. Больше того, Ковалев вскоре создал комиссию по расследованию взрывов домов в Москве, которая, правда, без всякой процедуры, которую применяли мы в Чеченском трибунале, зафиксировала, например, что офицер КГБ, жившие в одном из взорванных домов в Москве явно был предупрежден о взрыве. Сразу же после взрыва он бегал в тренировочном костюме и кричал, что все у него погибло, сгорело, а через два дня на собрании появился в своем обычном костюме и на вопрос дворничихи — «А ты же говорил, что все у тебя погибло, где же ты успел переодеться?» — ответил матом, а на следующий день дворничиху нашли убитой.

И все же Сергей Адамович в конце своего выступления призвал — «не заниматься хлесткими обличениями, благо это практически безопасно для обличающих», что было неправдой и раньше, да и в ближайшем будущем предстояли убийства его коллег — Старовойтовой, Юшенкова и многих других. Это для него, для осторожных было безопасно. По всей стране гибли журналисты, взявшие на себя обязанности правозащитников и почему-то прокуратура, с которой так успешно сотрудничала Алексеева, никогда не находила убийц. Московские журналисты были, как всегда, гораздо осторожнее, даже в Чечню на эту войну они уже не ездили, кроме Ани Политковской, которая еще не была застрелена, но ее уже попытались отравить в самолете.

Да и Олег — другой представитель «Мемориала» еще совсем недавно выводившего десятки тысяч протестующих на улицы русских городов из-за тринадцати человек погибших в Вильнюсе, теперь считал, что правозащитные организации должны всячески содействовать усилиям международного сообщества по прекращению войны в Чечне (где уже и на новом этапе погибли десятки тысяч). Это они, а не мы должны заниматься преступлениями совершаемыми в нашей стране, а мы им «должны способствовать». Все это было беззубо, в дозволенных для безопасности выступающих рамках и производило тоскливое впечатление.

Хотя бы Алексеева не посмела выступить на пленарном заседании, но опубликовала в сборнике сообщение о результатах проведенного Хельсинкской группы мониторинга по правам человека. После вежливого критического вступления следовало: «В России уже имеются все основные составляющие гражданского общества: независимые общественные организации, независимые средства массовой информации, частное предпринимательство, политические партии, хотя и очень слабое местное самоуправление. Российское гражданское общество располагает мощным научным и интеллектуальным потенциалом».

Я в выступлении говорил о том единственном, что мне казалось практически важным — «разгроме гражданского общества». Олег Орлов, которому я же предложил председательствовать, не дал мне договорить и опубликованный текст выступления мне кажется слегка смягченным. Тем не менее и в нем речь идет о том, что правозащитные (да и вообще общественные) организации больше не регистрируются, а новый закон о политических партиях уничтожает и их. Секция, которую я вел, была о фабрикации КГБ уголовных дел в отношении русских ученых. С одной стороны это было откровенное нагнетание шпиономании в стране, причем одновременное «разоблачение» псевдошпионов в разных регионах ясно указывало на директиву из центра (впоследствии Солдатов нашел ее следы). С другой стороны это было бесспорное запугивание и без того уже подавленной русской интеллигенции, причем по-преимуществу в наиболее независимой ее части — научно-технической, да еще и имеющей налаженные международные контакты.