Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Возврата коммунистов почти никто не хотел, впрочем для «Гласности», как и вообще для народа России большой разницы не было. Хотя было вполне очевидно, что лидеры реставрации советского режима будут ориентироваться не столько на Горбачева и Яковлева, сколько на Андропова и Крючкова. В Белом доме кроме Баранникова активно подвизались генерал КГБ Стерлигов, резидент в Японии, ныне президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов, масса всякой гебешной мелочи вроде Бабурина, Ионы Андронова, Веденкина, Баркашова. Было очевидно (что я писал еще в девяностом году), что начав делить государственную собственность они никому ее не отдадут. Правда, конечно, Гайдар и Чубайс начали ее раздаривать мало проверенным людям — какой-то шушере из ЦК комсомола. В случае победы Белого дома Аркадий Вольский и Хасбулатов так же бы разделили Россию, но между генералами и полковниками КГБ. Это был не идеологический, а имущественный спор между Гайдаром и Стерлиговым, но для Гайдара важно было не допустить в него наивных русских людей. Бронетранспортеры у Белого дома раскручивали свои башни, поливая свинцом, убивая как на поле боя всех вокруг, а вокруг были мирные москвичи, снайперы прицельно отстреливали прохожих. От танкового обстрела Белого дома и пожара в нем спрятавшиеся в подвале депутаты не пострадали, а вот погибших подростков, пришедших в Белый дом со съезда комсомола никто не считал. По рассказам Руслана Воронцова, который был в Белом доме, в последний день по нему уже не расхаживал в черном кожаном пальто и берете, изображая из себя военного диктатора из банановой республики, генерал Макашов и хотя первый штурм провалился — весь нижний этаж уже был заполнен мародерами. Но после обстрела из танков (без предупреждения и предложения сдаться), после прицельной стрельбы снайперов по окнам и по случайным прохожим, после пожара, где сгорели сотни людей, внезапно появились в Белом доме (еще не сданном) какие-то люди в полувоенной форме и начали методично сносить сотни трупов и какие-то ящики в подвал. Раньше этих людей не было.

По официальным данным (прокуратуры Москвы) только неопознанных трупов было кремировано 2200, а были опознанные, сгоревшие, закопанные без всяких моргов тысяч десять человек по приблизительным подсчетам (человек пятьсот вооруженных). Это чудовищное преступление, Москву умытую кровью, Гайдар пытался не только оправдать, но даже поставить себе в заслугу в предсмертной отвратительной книге «Смуты и институты».

Впрочем, тогда у меня не было сил разбираться, кто лучше из тех кто громил «Гласность» полковник с Лубянки или Илья Константинов из Белого дома, Гайдар пославший снайперов, бронетранспортеры и танки, или Руцкой, призвавший захватить Останкино.

«Чума на оба ваши дома».

Для меня конец девяносто третьего года, кровавый государственный переворот совершенный Ельцином и Гайдаром, был естественным продолжением (завершение оформилось уже при Путине) августовского путча девяносто первого года.

Пришедшие тогда к власти коммунисты нового поколения и чекисты за два года уже усилились настолько, что повторяя демократическую риторику (впрочем, и Сталин ее охотно использовал) были готовы к уничтожению тех реальных демократических свобод, которые были подготовлены русским обществом в последние годы правления Горбачева. На волне хорошо срежиссированного или народного энтузиазма первых лет надежды на свободу, они и пришли к власти.

Теперь им можно и нужно было с этим прощаться, поскольку любая демократия прямо мешала и единоличной власти и переходу государственной собственности в их личную. Крупнейшими врагами был Верховный Совет, когда-то избравший Ельцина и давший ему широкие полномочия, многомиллионное движение «Демократическая Россия», свободная печать со все еще недобитой «Гласностью» и независимые общественные организации. «Мемориал» к этому времени самоуничтожился.

Как был уничтожен «Мемориал» я собственно в подробностях не знаю. Хотелось бы, чтобы когда-то об этом была написана правда с большим знанием дела.

Один из его основателей и членов правления Дима Леонов — очень энергичный общественный деятель, метавшийся по всей России, пытаясь как-то защитить демократические организации, сказал мне, что Рогинским и Даниэлем было созвано нелегитимное заседание правления, куда были приглашены люди не имевшие права голосовать и на нем было принято решение об изменении устава, о превращении «Мемориала» в историко-просветительскую организацию. Одновременно была прекращена вся общественно-политическая деятельность и сотни тысяч русских интеллигентов по всей стране ожидавших призыва «Мемориала» к защите демократии, разъяснению того, что происходит в стране, оказались «Мемориалом» брошены, преданы. Конечно, это было самое крупное предательство русской демократии, русской интеллигенции, русского народа в истории России. Сергей Адамович, извиняясь, говорил мне, что он голосовал против. Но если бы у него хоть что-то было за душой, в то время он мог не допустить этого предательства. Рогинский объяснял, что иначе наших сотрудников не пустят в архивы КГБ. Леонов и другие основатели «Мемориала», несмотря даже на то, что я предлагал достать для «Мемориала» деньги на издание общественно-политической газеты, были выведены из правления и «Мемориал» из организации созданной и боровшейся против возрождения тоталитаризма превратился в организацию пенсионеров. «Мемориал» больше не интересовался общественной жизнью в России, не выводил на улицы сотен городов десятки если не сотни тысяч русских интеллигентов, создавших по всей стране его отделения. Вероятно, это было величайшее предательство в истории России.

Пару лет назад на вечере памяти Александра Яковлева в Домжуре Арсений Рогинский — инициатор уничтожения «Мемориала», как общественно — политической организации, глядя мне в глаза извинялся, естественно, иначе, чем Ковалев.

— Александр Николаевич был такой великий, такой великий человек. Он пользовался любой возможностью, чтобы подписать у Ельцина бумагу то о реабилитации кронштадтских матросов, то о раскулаченных и высланных крестьянах. Я не понимал и спрашивал зачем это, ведь и так все ясно. А он отвечал, что все может понадобиться, что все может еще стать хуже, а я этого не понимал.

На мой взгляд безразлично — я не собираюсь копаться в его душе — совершила компания Рогинского это предательство России, русского народа, русской интеллигенции по присущей им глупости и безответственности (шедшая вокруг борьба была очевидна), из стремления приспособиться или по прямому указанию «компетентных органов». Мы все встретились с его результатами. Лишь через три года, после начала Чеченской войны, Орлов настоял, чтобы хотя бы там, сперва для приличия (потом он остался единственным в Чечне) «Мемориал» все же работал. Но если бы «Мемориал» существовал и мог вывести сотни тысяч человек в России с протестом и чеченской войны бы не было. Об этом тОрлов молчал. Зато у «Мемориала» был свой дом в Москве и никто никогда его не трогал.