Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Уничтожением «Демократической России» Гайдар занялся лично. «Дем Россия» к этому времени уже не была «боевой» организацией. Раздираемая противоречиями между пятью ее сопредседателями и борьбой между собой всероссийского и московского аппаратов, она иногда с трудом находила свое место в общественной жизни. Но это была гигантская, бесспорно демократически ориентированная не только организация, но даже просто среда с отделениями в любом городе России. И вообще это было крупнейшее общественное движение, а потом и организация в стране. Гайдар с его естественно гэбэшным происхождением и симпатиями ясно понимал, что это серьезный противник.

Сперва ему удалось уговорить доверчивого Сергея Ковалева, который, как и многие диссиденты — некоторых людей даже тюрьма ничему не учит, и без того верил, что это «мы победили», к тому же в том, что Гайдар великий демократ, Ковалев ни минуты не сомневался. Итак теперь дошедшим до власти демократам нужна «партия власти» (как сформулировал это Гайдар). Абсолютно поразительный по доверчивости, но и по тщеславию, а потому очень удобный, Сергей Адамович к этому времени благодаря хорошо поставленной рекламе стал просто звездой и символом диссидентского движения и благодаря его поддержке все, что дальше делал Гайдар приобрело внешне почти благопристойный вид. Одновременно «неизвестно кем» ночью был разгромлен и разграблен офис «Дем России» в Староконюшенном переулке.

После этого большими окладами была переманена почти вся мощная, сформированная за пять лет, административная группа «Дем России», поддерживающая связи со всеми местными отделениями. Некоторым предложили очень «хлебные» места во власти, после чего было объявлено о проведении учредительного съезда новой партии «Выбор России», которая якобы должна стать наследницей «Демократической России». Большенство председателей партии — Старовойтова, Якунин, Афанасьев, Пономарев с этим не согласились. Им, как вспоминает Пономарев, предложили вступить в «Выбор России», но предупредили, что «дем. шиза», то есть русский народ — масса нищих учителей, библиотекарей, инженеров и составлявших плоть «Дем России», новой партии не нужны («не всем можно доверять», — сказал Гайдар), в особенности, после расстрелов. Сопредседатели не согласились, но у них уже не было ничего — ни офиса, ни денег, ни аппарата. Зато Гайдар ненадолго создал партию по примеру КПСС (как он сам говорил) с образцовой дисциплиной и когда он входил в зал, депутаты дружно вставали.

И только «Гласность» после каждого полного грабежа и разгрома раз за разом восстанавливалась и даже в этих условиях полной изоляции и преследований продолжала работать. Мы готовили после третьей — новую четвертую конференцию «КГБ: вчера, сегодня, завтра». Все же проводили с лучшими русскими юристами круглые столы о законодательстве, издавали регулярные бюллетени по-русски и по-английски с довольно однообразной информацией об усилении КГБ по всей стране и все растущих безобразиях его сотрудников. Их внедрении во все формы управления Россией.

Я в эти дни был очень занят. Несмотря на разгром «Гласности» и «Советского писателя» мы, не имея офиса, смогли с первого по третье октября провести III конференцию «КГБ: вчера, сегодня, завтра». И как раз неподалеку от Белого дома — в разных залах Дома журналистов.

Это была первая конференция, все основные доклады которой были изданы в достаточно большом томе, вскоре продублированном и в английском переводе. Кроме пленарного заседания на конференции были четыре секции — практически параллельные конференции: «КГБ и армия», «КГБ и экономика», «КГБ и культура» и «КГБ и средства массовой информации». Книги эти стали довольно редки, но сейчас они есть в интернете, поэтому я не буду их пересказывать. Много любопытного, однако, было и за рамками докладов. С какой-то неприятной истории началось пленарное заседание. После моего вступительного слова, где я говорил о подготовке конференции, уже третьем разгроме «Гласности» я дал слово нашему сотруднику Илье Рыбальченко, с тем, чтобы он прочел присланный мне доклад Станислава Левченко — резидента КГБ в Японии, попросившего убежище в Соединенных Штатах. Поскольку Левченко считался корреспондентом журнала «Новое время», его доклад вполне соответствовал теме конференции, но так как он был перебежчиком и в СССР был осужден к смертной казни, пригласить его приехать я, конечно, не мог, да и он в малоизменившуюся Москву не поехал бы.

И вдруг сидевшая в зале журналистка Евгения Альбац (ныне главный редактор журнала «The New Times») почему-то считавшаяся крупным специалистом по КГБ, внезапно вскочила со своего места и начала кричать, что «нельзя допускать, чтобы здесь звучали доклады предателей, изменников родины». Я пытался ее урезонить, сказал, что здесь все имеют право голоса, что я сам попросил Левченко прислать нам свой доклад, но Евгения Марковна не унималась и продолжала кричать, что не допустит этого. И вдруг взорвался сидевший рядом со мной за столом президиума Александр Кичихин — полковник КГБ в отставке, который, правда, несколько позже Левченко, когда уже не надо было бежать в Америку, тоже ушел из КГБ, поскольку разуверился в идеалах и практике своей организации. Он встал и начал так же громко обвинять Альбац в том, что она сотрудник КГБ, которая пытается заткнуть им рот. Альбац несколько притихла, обвинять Кичихина в том, что и он предатель было невозможно, но перепалка и взаимные обвинения теперь уже между ними продолжались. Мне с трудом удалось их успокоить, сказать, что Кичихин без достаточных оснований обвиняет Альбац в сотрудничестве с КГБ.

Содержательный доклад Левченко, конечно, был прочитан.

Поскольку это были решающие дни в противостоянии Кремля и Белого дома, а так же успешного использования Гайдаром «полка солдат, способных стрелять в народ», в нижнем холле Дома журналистов постоянно был включен телевизор с хроникой боев возле Останкино и митингов в других частях Москвы (на Смоленской площади, на Тверской, вокруг Белого дома). И вдруг часа в четыре 3 октября трансляция прервалась, телевизор был включен, но у него пропала картинка. Это значило, что произошло что-то чрезвычайное и мы втроем — Джон Шенефилд — один из известнейших американских юристов, автор американского закона о ФБР и сопредседатель “BAR — associations”, Николай Аржанников — полковник, кажется, МВД — руководитель профсоюза работников милиции — очень демократичного тогда, к тому же — депутат Верховного Совета — пошли к расположенному совсем неподалеку — всего в двух, правда длинных кварталах, Белому дому.