Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Все интервьюируемые Пимановым на этом ролике — авторы докладов на I и II конференциях, некоторые — Татьяна Заславская, Галина Старовойтова, Алесь Адамович — члены оргкомитета. Почему-то оказавшийся в центральной роли в передаче Пиманова Александр Подрабинек, на I конференции выступал лишь в дискуссии, а на II — не выступал вообще. Сейчас уже не помню, но, возможно, я и не приглашал его. В свое время известный деятель диссидентского движения, автор книги «Карательная медицина» о преступлениях советских психиатров, занимавшихся «излечением» в сумасшедших домах многих инакомыслящих, он как-то заметно изменил свои взгляды после освобождения из лагеря. Все что делал тогда Сахаров, делал фонд «Гласность» и некоторые другие ему, как правило, не нравилось и он умело хотя и без большого успеха дискредитировал нашу работу. Здесь его характерное и талантливое интервью выглядит на первый взгляд гораздо более радикальным и смелым, чем все, что мы делаем. «Как можно себе представить — восклицает Подрабинек, — чтобы в послевоенной Германии проходили конференции «Гестапо: вчера, сегодня, завтра», выступал Эйхман и говорил «не надо ворошить прошлое». А здесь дают выступать с демократических трибун вчерашним чекистам, у которых руки по локоть в крови».

Подрабинек странным образом забыл, что в СССР Нюрнбергского процесса ни тогда, ни теперь не было. В отличие от гестапо — Комитет государственной безопасности преступной организацией ни один суд не назвал, и кроме Крючкова ни один из его сотрудников арестован не был. Напротив под жалобные вопли о «разрушении КГБ» комитетчики все с большим успехом занимали командные посты в Кремле, Белом доме, Государственной Думе, куда при советской власти их, кстати говоря, не допускали. А уж о частном бизнесе и говорить было нечего. То, что происходило в России напоминало перитонит у тяжело больного человека— гной из лопнувшей опухоли, разливался по всему российскому организму. Сотрудники КГБ от контроля за советским обществом заметно переходили к прямому управлению в стране, этого, к сожалению, многие тогда не понимали, но мы пытались объяснить. Мы все жили и остаемся не в реальной послевоенной Германии, упоминаемой Подрабинеком, а в той гипотетической, где Гитлер вовремя умер, Гиммлер успешно занял его место и приступил к «радикальным реформам». Конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра» были первыми и до сих пор единственным публичным обсуждением преступлений КГБ в прошлом и угрозам исходящим от него будущей России. Даже начать его было непросто, мое объявление о начале проведения конференций о КГБ на «Конгрессе российской интеллигенции» тут же привело к почти удавшейся попытке убийства нашего адвоката — Татьяны Георгиевны Кузнецовой и водителя Александра Морозова по дороге из Москвы в Калугу (в областное управление КГБ). Потом было и многое другое.

Из девяти конференций «КГБ: вчера, сегодня, завтра» полностью изданы материалы лишь трех (третьей, пятой и восьмой). Постепенно мы будем вводить в интернет и эти книги и уцелевшие остатки материалов других конференций и связанных с ними круглых столов по законодательству о спецслужбах, проводившихся фондом “Гласность” в это же десятилетие 1993–2002 годы. Возможно, удастся найти и какие-то фрагменты видео-съемок на конференциях. В ФСБ, говорят, есть полный комплект записей, но об этом я знаю только по слухам. У нас уцелели две-три еще не приведенные в порядок кассеты. Надеюсь, что и до них дойдут руки».

В чем-то он повторяет уже написанное, в чем-то нет. Но главное — является преамбулой к полутора годам гораздо более аккуратной борьбе КГБ и теперь уже «доверенных лиц» устроившихся при власти и с «Гласностью» и с конференциями и регулярно проводимыми юридическими «круглыми столами». Их было даже больше, чем конференций (шестнадцать, кажется), участвовали в них крупнейшие русские (да и не только) юристы, члены Конституционного суда, депутаты Государственной думы, ведущие сотрудники Института государства и права. В двух изданных томах меньше половины материалов — все остальное было уничтожено при разгромах. Все основные законы о правах человека и российских спецслужбах обсуждались на круглых столах «Гласности», точнее созданного нами Центра по информации и анализу работы российских спецслужб. Второй круглый стол (доклады его тоже не уцелели) был посвящен все более откровенному и растущему влиянию в России спецслужб и законодательству о них. Замечательно, что в нем принял участие и бывший директор КГБ Виктор Бакатин и руководитель аналитического управления при нем, потом, естественно, с позором уволенный, но единственный, кто ненадолго вернулся во властные структуры (благодаря маршалу Шапошникову) — полковник Виктор Рубанов. В это время он был заместителем секретаря Совета Безопасности России. Но все наши анализы и рекомендации вполне игнорировались Ельциным и Гайдаром, выстраивавшими под демократическую демагогию и запугивание российского общества и окружающего мира теперь уже не угрозой фашизма — для нее время прошло, неизбежной якобы реставрацией коммунизма, даже не просто авторитарный, а очень жесткий диктаторский режим. Главных задач у них было две:

— Законодательно оформить свое правление и нерушимость власти.

— Завершить уничтожение остатков демократических институтов в России.

Сразу же после разгрома Белого дома уже не только Кремль, но и большинство либеральных демократов ринулись создавать для Ельцина вполне авторитарную конституцию. Впрочем, на этот раз демократии страшно угрожал уже не Баркашов, уже не Хасбулатов, а беспощадный Зюганов. Он был уже третьей страшилкой.

В результате вложения громадных денег и созыва декоративного конституционного собрания, куда я, конечно, не пришел, удалось добиться победы над страшно-ручным Зюгановым, все-таки, конечно, с большим количеством фальсификаций. Я никогда в своей жизни не голосовал, но не могу забыть замечательный рассказ генерал-полковника Стаськова, относящийся, правда, к чуть более раннему времени:

— Был я тогда еще командиром дивизии. Получил из штаба приказ — собрать офицеров и всем разъяснить, что голосовать надо за Жириновского. Как было приказано, всех собрал, объяснил за кого голосовать, поручил провести в подразделениях разъяснительную работу. Все казалось бы хорошо, а начали смотреть бюллетени — семьдесят процентов проголосовало за партию любителей пива, тридцать — за партию женщин. Ну мы, конечно, сообщили, что девяносто пять процентов проголосовало за Жириновского.

Впрочем, в этот раз я впервые в жизни участвовал в выборах, но не в роли избирателя, а кандидата в депутаты. Делать мне после разгрома «Гласности» на Поварской и проведения III конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра» было совершенно нечего, офиса не было, прокуратура декоративно занималась следствием, Ельцин что-то постоянно лгал писателям, обещая вернуть им издательство, и, конечно, это не было сделано, а тут меня начали уговаривать выдвинуть кандидатуру во вновь создаваемую Государственную Думу и даже предлагали на это, как я теперь понимаю, очень скромные деньги — несколько десятков тысяч долларов. Я не минуты не веря в успех, но готовый сделать все, что смогу, согласился, был снят офис в гостинице «Академическая». Моим районом был классический район КГБ в Москве — проспект Вернадского, Мичуринский, Ленинский проспект, что было особенно забавно. Как меня зазывали на тайные совещания КГБ я уже рассказывал, но наиболее интересным для меня были прямые диалоги с избирателями на шести существовавших в этом районе кабельных каналах. Кроме меня никто этого не делал — или не выступал, на кабельных каналах вообще (впрочем, у них были всесоюзные). Или весь час занимали своей доморощенной программой. А я с громадным удовольствием занимал своим выступлением не больше пятнадцати минут, а потом сорок пять минут вел прямой диалог со зрителями — иногда вполне недоброжелательными («чего ты, армянин, намерился лезть в нашу Думу»), но мне совершенно нечего было скрывать, ни от одного вопроса не было нужды уходить и все собеседники были очень для меня интересны. Ведь это был очень редкий в моей жизни опыт: я, конечно, много выступал по радио и телевидению (в основном не русском), выступал на множестве конференций, но время всегда надо было экономить и для других, полемики не было никогда. На митингах выступать я избегал. А здесь был такой свободный и замечательный опыт.