Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Любопытно, что период первой войны в Чечне был самым парадоксальным в истории России. Все основные виновники этой войны неожиданно стали (или изображали это) в той или иной степени ее противниками.

Егор Гайдар, уничтоживший «Демократическую Россию», которая могла бы вывести на улицу миллионы людей по всей стране с протестом против войны и заставить ее прекратить, стал, по материалам Андрея Илларионова, противником войны в Чечне, правда только именно в это, неподходящее по его мнению, время. Хитренькие козлики в «Мемориале», которые тоже до 1992 года могли вывести на улицы десятки, если не сотни тысяч человек и с их мнением Ельцину пришлось бы считаться, решили теперь (даже нарушив свои правила) послать своих осторожных «наблюдателей» в Чечню, чтобы изредка рассказывать о творимых там преступлениях. Всего же там было в первую войну убито — по приблизительным, конечно, данным около ста тысяч человек, в первые же недели от ковровых бомбардировок — около сорока тысяч мирных русских людей.

А ведь «Демократическая Россия» и «Мемориал» могли бы недопустить войны в Чечне, защитить сотни мелких демократических организаций, уничтоженных Гайдаром и Ельциным по всей стране. Но теперь в результате их успешной деятельности всего человек сто или двести вышли на площади и поговорили об этом в Москве.

— Мы плакали дома, — сказала мне Бродская, — немолодой театровед, писавшая о Станиславскои и МХАТ'е и мечтавшая жить совсем в другой стране.

Таким же, как роль и позиция Гайдара и «Мемориала» было и поведение российских СМИ. Довольно много журналистов, по-видимому, искренне были возмущены и самим фактом войны и теми варварскими методами, которыми она велась. Не только в газетах, но и по телевидению изредка бывали вполне правдивые военные репортажи, многие журналисты погибли в Чечне, но никому и никогда не пришло в голову, что именно они равнодушно смотрели на уничтожение демократических организаций, демократических институтов в стране, никто из них не защищал подлинно свободной и независимой самиздатской демократической печати, то есть всего того, что могло бы помешать развязыванию этой бойни. Лучшие журналисты, да и немного их было, действительно, увидев эту новую кровь во время чеченской войны прозрели, но уже было поздно — не так уже много времени оставалось и до разгрома этой полусвободной прессы. И ее уже тоже некому было защищать. Только «Гласность» через месяцев пять начала подготовку к «Международному трибуналу по преступлениям в Чечне» — первой в русской истории попытке судебного следствия над руководителями страны за принятие преступных решений. Но до этого произошло еще немало самых страшных в моей жизни событий. Но не сразу.

Одновременно с остро критическими круглыми столами по законодательству о спецслужбах (причем третий и четвертый удалось издать и это поразительно интересное свидетельство оценки и опасений по поводу того, что нам предстоит, лучших специалистов именно тогда, когда все эти законы успешно в Думе штамповались), нам удавалось каким-то чудом выпускать в 1993–1994 годах три постоянных информационных бюллетеня да еще и по-русски и по-английски:

— Правозащитный вестник.

— Государственная безопасность и демократия.

— Христианский вестник.

Последний из них потом даже отделился от «Гласности» и некоторое время Володя Ойвин издавал его самостоятельно — я не мешал ему получать отдельные гранты. Впрочем, довольно быстро оправдалось мое ему предупреждение — гранты он получал только американские, а американцы большие прагматики — когда дают какие-то деньги, хотят, чтобы все было в точности так, как они это понимают. Но это все же совсем другая, не европейская культура, да и положение в России они понимают чаще всего довольно плохо, но достаточно жестко настаивают на своем. Поэтому мне довольно часто от сотрудничества с американцами приходилось отказываться — не то, что они хотели что-нибудь дурное, просто их стереотипы в России оказывались часто непродуктивны или даже контрпродуктивны. В конце концов Володя в это тоже уперся и издание «Христианского вестника» ему пришлось прекратить, как впрочем и нам двух других бюллетеней — но по причинам полного очередного безденежья, и Володя опять вернулся работать в «Гласность».

Одновременно нами был создан даже «Общественный центр по информации и анализу работы российских спецслужб». Собственно все, что имело отношение к КГБ в работе «Гласности» теперь происходило в этих рамках: конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра», круглые столы, издание бюллетеней, да и вообще вся немалая издательская деятельность проводимая в этом направлении. У нас уже было свое официально зарегистрированное издательство, выполняющее даже некоторые заказы со стороны, что тоже помогало удерживать «Гласность» на плаву во все более и более враждебной среде называющего себя «демократическим», а на самом деле не просто авторитарным, а все более террористическим по отношению к народу России режиму.

Но после нового 1995 года, который мы в последний раз встретили хотя бы вчетвером — Нюша, ездившая по приглашению своего крестного в Париж, где работала в «Русской мысли» как раз к этому дню вернулась, мы с женой уехали на Рождество (православное) в Иерусалим — по приглашению Иерусалимского университета. В моем докладе были еще хоть некоторые иллюзии относительно Ельцина, которого я никогда не поддерживал, но еще говорил о том, что спецслужбы в России успешно борются с демократией, и что расстрел Белого дома Ельциным был подобен отказу Екатерины II от своего Наказа, то есть перечеркнул все его робкие симпатии к европейскому пути развития России. Тимоше мы купили в подарок нательный крест с фигурой распятого Христа, а когда пришли к древнему монастырю, на месте, где содержался Христос перед распятием и где сказал ведомый стражниками Петру о петухе, который прокричит трижды, в соседнем монашеском огороде бегавший на воле петух и впрямь трижды пропел. Никто никого не предавал, к нам это совпадение никакого отношения не имело, но забыть его не могу. Не могу забыть запись одного из последних ток-шоу Владислава Листьева на ОРТ. Посвящено оно было работе Федеральной службы безопасности и в качестве главного действующего лица пришел генерал-лейтенант Леонов — тогда, кажется, первый заместитель директора. Меня Листьев, естественно, тоже позвал, но говорить особенно не давал — у него был свой план передачи. По очереди давал гебистам объяснять, какое важное дело для страны они делают, задавал довольно деликатные им вопросы, но когда Леонов почти автоматически повторил то, что руководство ГБ постоянно повторяло: